- Но я могу заплатить, - в свою очередь, хоть и тоже не совсем всерьез, заартачилась Шеала. Она только отдышалась после их довольно-таки поспешного бегства прочь – и не только потому, что была не совсем уверена в правильно отмеренном времени, нет, взрывчатка грохнула ровно тогда, когда было нужно, просто само по себе место было совсем не очень, и находиться там даже лишнюю секунду совсем не хотелось.
- Просто подумай, какой-то дурацкий контракт получается – я тебя штопаю, ты таскаешь меня тогда, когда сама не могу идти, а вместе мы обязуемся куда-нибудь влипать, притом с каждым днём всё хуже и хуже…
Чародейка замолчала и несколько минут сосредоточенно вытряхивала листву и иголки из волос до тех пор, пока, по её мнению, не перестала напоминать дикарку из леса.
- Скверные воспоминания? Понимаю, - с чем-то, немного напоминающем сочувствие, сказала она, глядя куда-то в сторону еловых крон, - если тебе станет легче, нас тоже на чём-то таком… исправляли.
Углубляться в детали она не стала, догадываясь, что какими бы не были болезненными те вещи, которым их подвергали строгие наставницы, они, проводимые в тепле и стерильности под контролем самых лучших чародеек континента, всё равно были на порядок или даже несколько порядков лучше того, через что приходилось пройти несчастным перепуганным мальчикам в таких местах, где в самом лучшем случае просто не капает на голову. И всё ради того, чтоб потом всю жизнь отмораживать задницу в местах вроде этого, а не вершить судьбы королевств.
И это если ещё не вспоминать об извращенных разумах тех, кто всё это начал, а потом годами шлифовал технологии прямо по живому.
- Зато погляди, как качественно вышло, - она наконец перевела взгляд на ведьмака, походя смахнулв с его лба мелкую ссадину, полученную, судя по всему, ещё во время последней телепортации, и пояснила свою мысль, невольно задержав пальцы: - ты в чём-то – совершенство. Немного сломанное, учитывая этот твой медальон… И почти никем не оцененное, потому что сложность, с которой подобные произведения искусства получают, может оценить только тот, кто разбирается в этом самом искусстве. Скверно только то, что быть в этом зодчестве объектом не всегда приятно, то и дело какой-нибудь ценитель норовит вскрыть… или как-нибудь по-другому приобщиться к искусству. Даже несмотря на небольшой шанс мучительной смерти.
Шеала хотела продолжить аллюзии и добавить что-то про то, что неумелому скульптору лучше превентивно повырывать руки пока не наплодил новых искалеченных шедевров, про то, куда эти самые руки ему следует пришить, и про то, что это наверняка будет намного совершеннее исходного образца, но тут в той стороне, где четвертью часами ранее грохнул взрыв, что-то заворочалось.
Да, именно так, заворочалось, другого термина она подыскать не могла. На фоне затянутого тучами неба медленно поднимались клубы взметнувшихся реагентов, но лес, окружавший хибару неподалеку озера, вдруг натужно скрипнул, будто бы между деревьями пробирался невидимый великан, и весь дым вдруг разом пропал, словно бы пойманный в две руки, а потом скомканный в подобие клубка. Лес протяжно вздохнул, разогнулись вековые ели, и среди них чародейка, едва успевшая прошептать: «Гляди!», хотя вряд ли внимание ведьмака нужно было привлекать дополнительно, вдруг разглядела чью-то огромную, едва заметную прозрачно-серую спину. Миг – всё пропало, а каверну, оставшуюся после взрыва, стремительно начала затапливать озёрная вода, кажущаяся в подступающих сумерках иссиня-стальной. И это была точно не иллюзия, потому что артефакт-хранитель, сберегающийся в чародейском схроне, Шеала нашла и качественно деактивировала.
Растеряв все свои хлёсткие метафоры, чародейка молчала добрых пять минут, потом отряхнула голову от заново насыпавшейся на них листвы и поднялась:
- Пойдем, Катринка ждёт, мы кое-что тут ещё должны закончить. Заодно подумаем, что делать дальше… и составим контракт, если ты еще не передумал.

- Ну ты и зануда, - Шеала зевнула в ладонь и тоже аккуратно оперлась спиной о бревенчатый сруб.
Остаток вечера выпил из неё все силы – тут и настроения кметов нужно подправлять, чтоб расцветшая Катринка выглядела в их сознаниях еще внушительнее, и самой рысихе выдать торопливых наставлений, чтоб присутствия духа больше не теряла никогда, и прибожка унимать, отлавливать за ухо в углу и тихо убеждать в том, что, несмотря на доброе сердце, оборотниха, если что, когтями подрать сможет ой-ой-ой как, так что пусть он сам не наглеет и товарищам своим не позволяет – потому что даром что Катринка себя высоко поставила, всё равно сметанки да хлеба порой не хватает даже таким могущественным ведьмам. А саму Катринку (головокружительный успех которой, как подозревала Шеала, совершенно не зависел от её наставлений, о чём она Коту и сообщила) пришлось экстерном обучать примитивной грамоте – чтоб смогла при необходимости с рецептом свериться и отмерить нужных трав в нужном количестве. В придачу к успокоительному да обезболивающему, которые той были необходимы, Шеала нацарапала ещё несколько тех рецептов, что попроще – выяснилось, что у оборотнихи был нюх, будто… ну да, у настоящей рыси, в травах она разбиралась, так что оставалось только объяснить, что с чем смешивать, как варить да сколько настаивать, и работой, считай, она была обеспечена на ближайшие пару лет, а окрестные деревни на те же пару лет избавились от золотухи, кишечных заворотов и головных болей. А там, может, рысиха осмелеет и отправится в большой мир, оттачивать своё мастерство.
Так что всё складывалось славно, но к ночи Шеала чувствовала себя смертельно уставшей.
Теперь еще этот контракт и непростые размышления.
- Мог бы чего ещё попросить. Влияния, там. Работу в Ковире, - чародейка поерзала, умащиваясь на жестком дереве поудобнее, и все-таки не удержалась от ироничного предложения: - или эликсиров! Для приема сразу после эликсиров. Сам же видел, я и мёртвого поднимаю.
Вздохнув, она принялась педантично расправлять манжеты собственной рубашки.
- Думаю, нам следует порыскать по окрестностям, проведать города покрупней, где есть лавки и гильдии. Выяснить, откуда чародей был знаком с княгиней Лизелоттой. Где заказывал реагенты и оборудование, как разыскал ведьмачьи рецепты, по каким чертежам собирал тот злосчастный стол. Кто ему помогал, и как им вообще пришло всё это в голову. Если знать, что ищем, то мы обязательно найдем какие-нибудь намеки, бесследно такое провернуть очень сложно. Что до контракта…
Шеала достала остатки своих записей. В свете открывающихся обстоятельств все её исследования следовало признать скомпрометированными, так что часть драгоценного пергамента она без сомнений потратила на рецепты для Катринки, и остался всего один кусок, свободный от записей с одной стороны.
- Конечно, пристойные договоры следует составлять не так, - заметила чародейка, доставая плавленый огрызок свинцового грифеля, - но мы потом можем переоформить его в каком-нибудь банке при свидетелях и скрепить кровью. Итак, я пишу: ведьмак Кадваль из Школы Кота, далее Исполнитель, обязуется чародейку Шеалу де Танкарвилль, далее Заказчик, охранять и оберегать, убивать того, кого она скажет, а кого не скажет – резать и обгладывать руки. Также Исполнитель обязуется больше не подставлять ноги непонятным женщинам. Заказчик обязуется охранять и оберегать в ответ, убивать кого посчитает нужным, есть мозги, заниматься целительскими опытами над Исполнителем в меру своих скромных сил. Серьезно, я не лекарь, постарайся не влипать, а то сращение перелома в моем исполнении выдерживают не все. Всё, теперь подпишись.
Шеала всё-таки фыркнула в темноту и подняла глаза.
- Я очень устала, мне тоже непонятно и страшно от наших открытий, и потому я тоже несмешно шучу, - очень серьезно и тихо сказала она, - если тебе вправду нужен договор, пусть всё в нём будет так, как посчитаешь нужным сформулировать, я соглашусь, потому что твое участие в предприятии важно и нужно, а твои знания позволят ответить на многие вопросы. К тому же – а это у меня бывает нечасто – с тобой удобно работать. И… весело. Так что ещё подумай над тем, что загадать в качестве платы, у меня есть многое. Подумай до утра.
Она снова зевнула, и снова сменила тон на более легкомысленный:
- А теперь расскажи про Карла. Я пока поразмышляю, где украсть лошадей… приступлю к своим обязанностям утром, не думай, что я не заметила, как ты двигаешься. Но сейчас мои целительские заклинания не переживем мы оба.

Шеала взглянула на ведьмака немного обескураженно, даже не сразу сообразив, к чему он ведёт: про вечерний договор она почти что забыла, размышляя о вещах более сложных, и потому успела удивлённо изломать бровь и открыть рот для того чтоб спросить о том, неужто это каким-то чудесным образом поможет непростому делу ловли чародеев на живца.
Но потом, конечно, вспомнила.
- Тьфу ты, - от неожиданности чародейка даже коротко рассмеялась, - ладно. Ладно, поглажу тебя по голове, только не сейчас, хорошо? Так я просто не дотянусь, а заставлять тебя становиться коленями в эту грязь… и ещё, давай договоримся. Я считаю, что такими вещами лучше заниматься вне рамок товарно-денежных отношений и контрактов, так что твоё желание всё ещё остается за тобой, а ты просто потом тоже сделаешь мне что-нибудь приятное.

Вообще говоря, в путанице названий городов многочисленных королевств и княжеств Лиги действительно не было ничего удивительного. Даже сами жители довольно крупных посёлков иногда не могли договориться насчёт единого имени для места, в котором живут всю жизнь, и это если ещё не говорить о соседях, всегда норовящих переиначить это самое название пообиднее. Если присовокупить ко всему этому тот факт, что большая часть населения грамоты не знает, и руны на дорожных указателях остаются для аборигенов каким-то абстрактным набором чёрточек и палочек - то на выходе получается такая путаница, что даже лучшие картографы пасовали перед непростой задачей хоть как-то систематизировать местные затерянные в густых ельниках селения, так что на картах довольно большая часть деревень, сёл и городов не носила названий вовсе.
И потому едва ли хоть кто-то знал точно, как на самом деле назывался тот городок, в который они с ведьмаком пришли. Шеала ещё успела поведать тому историю про такое же всеми богами забытое место на севере Крейдена, где в смертельной схватке схлестнулись умеющие читать (и что хуже – писать) жители двух деревень, как на беду носящих названия Гребеня и Юшки; и как в течение нескольких лет каждый день одни подрисовывали вытертые ночью с указателя две первые руны названия, а вторые – с проклятием вытирали две приписанные.
- …дополнительная ирония заключается в том, что и те, и другие являются потомками паломников, скопом поселившихся возле какой-то древней святыни Лебеды, и грамоте они все учились по Доброй Книге, но оказались бессильны перед соблазном так глупо нагрешить, - закончила Шеала, останавливаясь и оглядываясь по сторонам.
Вечная местная непогодица, кажется, местным торговцам помехой вовсе не была. Лошадки бодро переступали копытами по бабки в жидкой грязи, застрявшие телеги вытаскивали всем кагалом, не разбирая, кто кому конкурент, и, признаться, такой оживленности от такого местечка чародейка не ожидала.
- А кому пирогов с ежевикой?
- Веники, мётлы, воск…
- …А кому горшков? Для каши, для молока, а уж на ночь!
- Самые свежие тараканьи ушки! Мочевина! Зверобой, малина, известка!
Шеала, дернув ведьмака за рукав, подошла к последнему торгашу – он нахваливал товар так, что немного осип, и народ возле его прилавка толпился, но толком так ничего и не брал. Но чародейка в чём-то их понимала - загадочные тараканьи ушки отпугивали и её.
- А селитра есть? – без обиняков спросила она, - мне бы бочонок. Если нет, то скажи, у кого есть.
- Селитры нет, - сразу же откликнулся торговец, посматривая как-то подозрительно. Или, может, просто не ожидал настолько прямолинейного напора, - столько. А что нужно госпоже?
- Я отшельница, - вдохновенно почти не соврала чародейка, буравя его мрачным взглядом, - вот, скит хочу расширить. Ну нет так нет, поищу у других.
- Не найдете, - донеслось ей в спину, но Шеала не ответила. Она подсознательно чувствовала, что настаивать не стоит, и отошла от прилавка, подхватив ведьмака под локоть; казалось, что торговца зацепил внезапный вопрос, и тот не прекращал буравить им спины до тех пор, пока они не затерялись среди других многочисленных посетителей ярмарки.
- Дело к вечеру, нужно найти ночлег. И, наверное, ночью стоит быть готовым к гостям, а то новости разносятся быстро, - негромко сказала чародейка, - у тебя случаем нет эликсиров, от которых прекращает тянуть в сон? Я бы выпила несмотря на риски. Или просто выпила бы, хм…

- А что такое кадфа? – с любопытством спросила Шеала, поднимаясь вслед за ведьмаком. Старушка провела их растерянным взглядом, но особенно на общении с собой не настаивала – видимо, дело было не настолько серьезным.

Вообще говоря, чародейка ожидала, что место для ночлега они так быстро не найдут. Шутка ли – настолько крупная как для этих мест ярмарка, и просто чёртова (опять-таки, по местным меркам) прорва  приезжих, тут даже не на две (!) кровати рассчитывать боишься, а на хоть какое-то место на полу в общей комнате у очага, а с полной уверенностью можно уповать только на сеновал с сырой и колючей соломой. Однако им просто несказанно везло – она не знала, виной тому располагающее к себе лицо ведьмака, его мечи, или самые настоящие деньги - предмет, попадающийся в руки аборигенам совсем не так часто, как им хотелось бы. Шеала и не рассчитывала, что Кадваль решит платить и за ночлег, и за ужин – как-то так в её обширной практике найма людей с контрактами, договорами и прочей чушью всегда происходило, что все расходы ложились на заказчика - и как раз размышляла, кто в этом городке будет достаточно состоятелен, чтоб ему можно было заложить какой-нибудь из своих перстеньков, не особо продешевив. А тут Кот обнаружил у себя заначку - сразу же расщедрился на двоих, ничуть не торгуясь.
Было прямо удивительно. То есть не то чтоб совсем, потому что всё, что она успела про этого ведьмака узнать за последние дни, к тому вело, и поэтому её удивление было легким, маловесным и приятным – в самый раз, чтоб разнообразить все те негативные чувства, которые то и дело преследовали их в течение тех самых нескольких последних дней. Как цветы подарили, только намного практичнее.
Шеала потянулась к пробке и принюхалась, пытаясь оценить крепость – удовлетворенно поморщилась: больше спирта – меньше заразы.
- Не будем, - ответила она, махнув рукой и подзывая девку, замотавшуюся в попытках обслужить небывалый наплыв гостей, с целью потребовать чарочки, - то есть, я бы сделала ставку на эту ночь, но сразу признаюсь, что буду мошенничать и собираюсь подтасовывать результаты, - и пояснила: - к чему веду – если мы хотим, чтоб нас выслеживали, то обязательно нужно наследить покрупнее. Порасспрашивать, подопрашивать, тряхнуть кого-то за шиворот, помелькать лицами, упомянуть, как надолго прибыли и где остановились, намекнуть, что – кого - ищем. Алхимиков в этих краях не так уж много, преступный мир тоже развит далеко не так, как, к примеру, в Новиграде… Так что все со всеми знакомы и связаны, а значит, неосторожные расспросы - это прямой путь к тому, чтоб нарваться на неприятности. Чего мы и добиваемся. Либо же, если мы ошиблись и здесь не найдется никаких концов, это будет оглушительное фиаско, зато в этом случае мы наконец выспимся - без бабаек, чародеев, чудовищ и оборотней, представляешь?
- Сынки, - у стола внезапно, как по волшебству, снова выросла давешняя старушка, подслеповато щурясь. Шеалу она удостоила только скользящим взглядом, почему-то, несмотря на показательно распущенные волосы, не признав за бабу вовсе, а вот на ведьмака же смотрела намного более внимательно. Небось, шла за ними с той самой яблони, странно только, чего раньше не окликнула – заблудилась в трёх домах, или как? Выглядело подозрительно – то есть, выглядело бы, если бы не совершенно безобидный вид пожилой женщины. От глаз чародейки тоже не скрылась опрятная бедность её наряда и изможденная хрупкость бессильных рук – ну вот и каких проблем можно от неё ожидать? Разве что вот что-то, что она несет в своих покрытых старческими пятнами ладонях…
- Эх-эх, - старушка неловко и долго усаживалась на лавку, умащиваясь поудобнее, а потом поставила на столешницу плошку, в которой на самом донышке было рассыпано несколько тёмных продолговатых зернышек, от которых отчетливо тянуло плесенью, - гляди, сынок, принесла я тебе эту твою кадфу. Теперь выслушаешь?

- Ты про какую ночь – про ту, когда Яська заставлял нас с голыми задницами по кустам шастать, или про ту, когда Катринка горшки била? – невозмутимо спросила Шеала, не спеша вмешиваться в разговор явно: по её мнению то, что тут происходило, не было ни интересным, ни загадочным, очередной ведьмачий заказ её интересовал постольку-поскольку: нет, в спокойные времена, может, чародейке и было бы любопытно поглядеть на чуду-юду, отпугнувшую даже жриц, но нынешние времена спокойными не были. Хотя, если не будет других дел, пусть Кадваль сходит да посмотрит.
Так что она флегматично заплетала волосы в косу и думала о своём, время от времени выныривая из размышлений на особо драматичных моментах рассказа и изредка улавливая шепоток чужих мыслей – ведьмак при желании умел думать так громко, что из него при определенных стараниях мог бы выйти отличный телепат. Забавляла себя вычислением возраста Кота: по-всякому выходило, что тот не сопляк желторотый, но это и к лучшему, потому что знает, как этот мир устроен, и это хорошо; и еще методично планировала следующие действия на все возможные случаи – если их провокация удастся, и если нет, и если преследователей будет больше, чем рассчитываешь оказавшись в захолустном городке, и если среди них будут достаточно сильные чародеи…
Одного варианта вот не учла. Как обычно, переоценила глухость здешних мест, обманулась постными рожами без малейшей печати интеллекта на лице, не рассчитала, что вести о ведьмаке и чародейке разнесутся так быстро и настолько стремительно попадут тому, кому надо, в уши, так, что на них нападут открыто и прямо в корчме. «А не ждали ли тут нас уже заранее, уже с утра?» - так же флегматично подумала Шеала, не собираясь паниковать, когда всё вокруг стремительно заволокла непроглядная тьма, а жесткая ладонь ведьмака, отозвавшаяся лёгкими мурашками по всему предплечью, дёрнула её куда-то в сторону; чародейка и сама толком не могла себе объяснить, почему настолько спокойно реагирует на происходящее, и почему самой яркой из эмоций остается досада от того, что снова не удалось припасть к малиновому на меду источнику хорошего настроения. Возможно, на нужный настрой наталкивал тон ведьмака, легкомысленностью которого обманываться не стоило, но и ничего смертельного, судя по всему, также пока не происходило. Азарта преследователя, впрочем, не было тоже – теснота помещения и полная потеря видимости ничуть не способствовали тому, чтобы трактовать расклад сил в свою пользу, а если ещё и ведьмак над ухом начнёт своими бритвенными железками рассекать воздух и чужие конечности, так вообще – настроение так вообще испортится безвозвратно.
Словом, против экстренной передислокации Шеала ничего не имела, даже как-то умудрилась прихватить с собой весь их немногочисленный скарб, который, хвала богам, никто так и не удосужился отнести наверх в отведенные им комнаты. И хорошо – с местных станется сжечь или выкинуть в компостную яму, просто от греха.
В корчме хоть было народу совсем немного, а паника всё же поднялась – шутка ли, а воздух становится смоляным и непроглядным не каждый день. Она слышала, что кто-то громогласно обвинил в произошедшем «энтих самых чернокнижников», к которым, без сомнения, был причислен и Кадваль – ну не удивительно, о ведьмаках в народе ходит столько басен, что никакой книжки записать не хватит, тут тебе и сплетни про торчащий из-под портков хвост, и дурной глаз, и раздвоенный змеиный язык, и колдовские ритуалы с чертовками, и множество других, не имеющих ровным счетом никакого отношения к реальности фантазий, о которых даже говорить не стоит. Впрочем, в одном местные поселяне были правы, пусть и только частично – бедокурил явно кто-то знакомый с секретами ведьмаков, потому что ничем другим ту стремительную точность, с которой её спутник, не отпуская руки, выискал заднюю дверь корчмы и выдернул их обоих в пока ещё прозрачную окружающую реальность, чуть ощутимо пахнущую лежалой соломой и конским навозом, объяснить было нельзя – его глаза явно видели в этой темноте намного больше, чем её.
На заднем дворе, к несчастью, их тоже ждали. Неизвестный противник не пожалел ресурсов, и расставил посты буквально повсюду, не особо понадеявшись на то, что первое нападение увенчается успехом. Шеала, уже слегка проморгавшись, без изысков швырнула в нападающих волной ни во что не сформированной силы – грубо, неизящно, зато любо-дорого взглянуть на то, как железная окантовка солдатских сапог блестит в свете восходящей луны, когда их владелец летит вниз тормашками куда-то в сторону покосившегося нужника; откуда-то слева вынырнула ещё одна троица, и если бы первые три не были временно выведены из строя, им с ведьмаком наверняка стало бы туговато – исключительно из-за тесноты и непривычки стоять спиной к спине. Впрочем, с последним они понемногу исправлялись – рефлекторно пригнувшись к земле, чтоб не лезть Кадвалю под руку, чародейка швырнула ещё одно простенькое заклинание, выведшее из строя еще одного неприятеля; а потом её неприятно кольнуло, и внутренности пониже пупка стало медленно заворачивать в узел – верный признак того, что заклинания в округе творит не только она. И какие!
- А ну, подсади меня, быстро! – не тратя времени на объяснения и надеясь, что ведьмак будет достаточно сообразительным, чтоб не упиваться дракой на этом проклятом кусочке земли между корчмой, сараем и сортиром, Шеала указала на достаточно высокий штакетник. Нахлынувший адреналин, конечно, придал ей изрядно физических сил, но преодолевать восьмифутовые преграды без помощи она умела только сидя верхом на метле, а сплетать левитационные чары следует при полном сосредоточении и имея чуть больше тех трёх секунд, которые им потребовались для того, чтоб оказаться по ту сторону забора, сквозь щели в котором тут же протекли неприятного вида лилово-синие искры. Недобро мигнув, они утонули в густой крапиве; коротко прошипев нечто не слишком пристойное, Шеала с остервенением поскребла руку, мгновенно покрывшуюся крупными волдырями, и скомандовала:
- Бежим!
Мимо, яркими росчерками рассекая густой влажный воздух, в сторону корчмы пролетели несколько всадников с факелами – то ли местная стража, то ли подмога нападающим; вжимаясь в злосчастную крапиву, как на беду местами вымахавшую аккурат Шеале по подбородок, они с ведьмаком вдвоём короткими перебежками ринулись прочь в сгущающиеся сумерки. Чародейка то и дело вздрагивала, считывая творящиеся за спиной достаточно сильные чары, и хмурилась – настолько агрессивной атаки она не ожидала. Следовало перестроить план и поразмыслить, причем желательно - в спокойствии.
- Жаль все-таки, что у нас нет бабаек, - мрачно прошептала Шеала, когда им в очередной раз пришлось нырнуть в заросли, в этот раз – шиповника, - натравили бы на них хоть одну. Может, договоримся с той мертвой девкой? Как её там… Пусть сожрет их.

Чародейка с ведьмаком была полностью солидарна, хотя, из остатков самоуважения и чего-то, что принято называть чародейским престижем, не восхищалась так же восторженно вслух – а ведь у неё тоже очень давно такого не было. «Такое» включало в себя не только (и не столько) активные физические упражнения на свежем воздухе и поедание яблок прямо с земли, а ещё чувство острого наслаждения самыми простыми радостями жизни – например, возможностью вытянуть уставшие за день и гудящие от беготни по канавам ноги, перевести дух, как следует – некуртуазно, прямо из горлышка – глотнуть наливки и чувствовать, как в голове начинает понемногу плыть, причем не испытывая никакой досады по этому поводу.
Даже на приготовления ведьмака чародейка смотрела со снисходительным одобрением – хотя на сеновале было темно хоть глаз выколи, и движения она скорее угадывала, чем замечала, по крошечным капелькам Силы, сопровождавшим некоторые его действия. Мастерство учёного чародея несло в себе многие несомненные преимущества, но обладало одним, очень весомым сейчас недостатком – все её заклинания можно было отследить, и это означало бы возобновление беготни по малиннику. А это весело только порционно. В конце концов, если мертвячка действительно существует (в чем чародейка со свойственным учёному скепсисом немного сомневалась) и по каким-то причинам проигнорирует приготовления Кадваля, она успеет поколдовать – не хрен собачий, а магистр Братства со всем присущим этому званию могуществом, как-нибудь справится.
Но это - на самый крайний случай. Сейчас, если честно, даже пальцем пошевелить было лень.
Шеала тихо рассмеялась:
- Да, это того стоило!
И ничуть, между прочим, не лукавила.
Протянув бутылку куда-то в темень в направлении ведьмака, чародейка тоже сбросила и плащ, и куртку, и с наслаждением потянулась аж до хруста в пояснице. Воздух, пропахший сушеным полевым разнотравьем, можно было черпать ложкой, косо падающие сквозь широкие щели лунные лучи ничуть не разбавляли темноту, а скорее служили дополнительным декором, сено было мягким и не кололось, и жизнь была настолько прекрасной, насколько это вообще возможно. Вот так вот иногда случается, что в один момент ты, уединившись от мира, занимаешься своим любимым делом, а в следующий - уже обнаруживаешь себя по уши в чьем-то заговоре, но вместо того чтобы, размахнувшись собственными регалиями, использовать связи и могущество и прихлопнуть всех разом не особо разбираясь в том, что происходит и кто виноват, бегаешь по колено в крапиве и – по совершенно необъяснимым причинам – счастлива.
И, конечно, нельзя недооценивать компанию человека, который с таким энтузиазмом пробует жизнь на вкус, что даже становится немного завидно. До этого дня Шеала и не догадывалась, что можно разыскать хорошие стороны даже в таком скверном занятии, как бессмысленная беготня по малиновым зарослям, и теперь немного растерянно пыталась смириться с тем фактом, что в глубине её души нечто ею непознанное тоже отзывается искренним лучистым восторгом, будто всю жизнь только этого и дожидалось.
- Дай ещё. Вот сейчас я совершенно точно хочу напиться, и никуда до утра отсюда не выйду. Это была хорошая идея, - похвалила чародейка, - в смысле, отправиться сюда. Дом стоит на отшибе и пользуется дурной славой, по доброй воле сюда никто не суется – местные сами не ходят и приезжих отговаривают. Старуха сейчас совсем одна, даже слуги на ночь сбегают - я немного слышу её мысли, она ничегошеньки не боится, ни воров, ни разбоя, ни нежданных гостей. Даже странно. Но плевать.
Потенциальное столкновение с чудовищем её сейчас ничуть не волновало – если сунется, так само виновато и пусть потом не жалуется. Хотя Шеала и не отказалась бы от того, чтоб ещё раз поглядеть на работу профессионала – и с познавательской точки зрения, и просто так, потому что за искусством всегда наблюдать приятно, пусть и извращенным и злонамеренным. Особенно за таким. И никакого противоречия в своих мыслях, действиях и желаниях она не видела – ведь одно дело, когда действительно бабайки и чудовища, и нужно от них спасти свою шкуру, и совсем другое - если ведьмак превращает людей в горку трупов, заполучая вместе с этим такую же (а то и побольше) горку неприятностей: насколько Шеала за свою долгую жизнь успела изучить человеческую натуру, чудовища в сравнении с людьми всегда проигрывали и в злокозненности, и в смертоносности.
А самое хорошее в чудовищах было то, что прямо сейчас их тут не было. Ну, кроме них двоих.
- Давай сюда свою голову, - вдруг вспомнила Шеала, - я же обещала. Заодно репьи выберу, если ты их натаскал столько же, сколько я, то аккурат к утру справимся. Это - там, в корчме - снова было что-то ведьмаковское, да?

«Ну да, ну да» - Шеала удержалась от того, чтоб не покивать с настолько ироничной усмешкой, что это казалось издевательством, только по той причине, что вокруг – для её, по крайней мере, глаз – было темно, так что зрители жест оценить никак не смогут, а следовательно, и шевелиться лишний раз лень. Наливка уже ударила в голову ровно настолько, чтоб пускаться в пространные обсуждения, заниматься философией и остальными подобного рода вещами, за которые становится стыдно наутро.
«Люди с льдом вместо сердца», хотела сказать чародейка, «не бросаются на помощь незнакомой старухе, даже не обсудив толком размер оплаты. Не мчатся сломя голову восстанавливать справедливость, не таскают за уши чудовищ, которые, как им кажется, исправимы и обучаемы, не учат перепуганных оборотней тому, как жить среди людей, не носят на руках обессилевших…».
Оставалось порадоваться тому, что у неё на коленях сейчас лежит не коллега-чародей - многие из них, поднаторев в телепатии, обзаводились скверной особенностью слушать мысли окружающих даже невольно, не раз и не два это приводило к неудобным беседам. А сейчас можно просто продолжать перебирать рукой волосы, открыто думать и при этом быть абсолютно уверенной, что ничто из твоих размышлений не поставит собеседника в неловкое положение.
- …и не добивают тех, кому невыносимо больно, только ради того, чтоб они не мучились, - глубокомысленно закончила предложение Шеала и обеспокоенно прикусила язык, потому что, постыдно замечтавшись, не заметила, в какой именно момент начала произносить свою мысль вслух.
Попыталась исправиться, но стало только хуже, потому что мысль, однажды уже показавшись, напрочь отказалась прятаться и изо всех сил рвалась наружу:
- Прости. Я была уверена, что думаю, а не говорю. Но, поскольку отступать уже поздно, ещё хочу сказать, что мне кажется, что обычно бывает наоборот. Сейчас поясню – вот отойдя от медицинских нюансов - люди с осколком льда в сердце обычно смотрятся и ведут себя так, что хоть к ране прикладывай, и речи у них тёплые, и слова хорошие, правильные, красивые… а потом, когда доходит до дела, оказывается, что ничего они к тебе не испытывают, ничего не обещали и ни в чем не клялись, и всё их тепло – обманчивый январский луч, светит, но не греет. Дрянная легенда. Неправильная. Не знаю, что лежит в её основе, и знать не хочу.
Чародейка и сама не знала, почему этот рассказ её так рассердил и задел, и ведь ясно, что ведьмак сам относится к нему с насмешкой, так что воспринимать всерьез не стоит – всего лишь очередная ничего не значащая байка, пустой треп для того чтоб не пить в тишине. На всякий случай дала себе мысленную затрещину, мысленно же себя обругала как за излишнюю серьезность, так и за несдержанный язык (которому, как оказалось, только волю дай, сразу каких-то глупостей натреплет, куда там тому неизвестному ей Леопольду!), и немного погрустнела от осознания того факта, что выпивка, особенно крепкая, всегда на неё влияет плохо.
И, что характерно, вот эти проглоченные залпом три глотка делали только хуже.
Оторвав свободную руку от щеки, которую она, расслабленно откинув затылок в сено, подпирала последние минут десять, Шеала выпрямилась и даже слегка нависла над ведьмаком, сердито сдув с лица выбившиеся из недоплетенной косы пряди.
- Вот тут, - она ткнула пальцем через рубашку между ребрами, - сердце бьется вполне нормально. Раза в четыре медленнее, чем у обычного человека, но осколка там внутри точно нет. Вот здесь, - она слабо, но бесцеремонно оттянула его веко, - рефлексы в норме, роговица и радужка не пострадали, так что тоже мимо.
Язык проверять не буду, чуть не произнесла она вслух, хотя, может, и хочется.
- Дурак он, твой Леопольд. С осколком льда aep arse, - хмуро закончила чародейка уже в голос.
И ведь как знала, что наутро будет стыдно.

Ну разумеется, во всём была виновата наливка. Если бы не она, то Шеала, пожалуй, ещё долго не рискнула бы сформулировать свои желания – пусть и не вслух, но всё же это было значительным прогрессом, а то так бы и ходила, любовалась, отвешивая время от времени сдержанные, не переходящие никаких границ комплименты, и не признавалась даже самой себе во имя их общей на двоих безопасности. Если бы не наливка, то, даже и сформулировав, спустя несколько вздохов чародейка решила бы, что это слишком рискованно, и пошла бы проторенным путём, глубоким зондирующим импульсом вытравив все воспоминания о неловком разговоре и цвете скул, совершенно определенно порозовевших ещё задолго до прикосновения. Кот бы ничего не понял и не почувствовал, и стыдно наутро было бы только ей, а это можно и пережить.
Можно, но совершенно не хочется.
Но у них была эта спасительная ложь, очень похожая на правду, и потому чародейка в эти мучительно долгие секунды, пока ведьмак собирался с ответом, пока медлил, не поднимая руки, даже не дышала. Не пошевельнулась, не сомкнула ресницы, боялась и ждала, что будет - пока он всё-таки не притронулся, и тогда стало совсем не страшно.
Страх был той же природы, который возникает перед прыжком в воду с большой высоты – когда стоишь на самом берегу скалы, а под тобой далеко-далеко внизу бьются о камень волны. И боязно, и хочется - а потом ты, вдохнув воздух поглубже, все-таки делаешь шаг в пропасть, и тёмная солёная бездна смыкает над головой свои волны, чтобы уже не выпустить.
И как же правильно, когда тебя перед прыжком берут за руку, не оставив в одиночестве.
Она тоже захлебнулась, инстинктивно, как и положено утопающему, сжав так и не убранные с совершенно серебряных в лунном свете волос пальцы, и взволновавшаяся вокруг темнота прибоем шумела на разные лады - её собственное сердце, кажется, было готово выпрыгнуть наружу, взбесившись, а ведьмачье наконец нагнало обычный человеческий ритм; два дыхания беспокоились в унисон, как одно, а в ничем не прикрытых мыслях почти что слышался звук его голоса - и Шеала хотела как-то ответить, объяснить, что ей вовсе не нужно таких комплиментов, хотела сказать, что ему вовсе не обязательно думать вслух так громко – ещё можно говорить на ухо, и это ничуть не делает хуже. Но не ответила ничего, не смогла подобрать ни слов, ни мыслей, на мгновение отрываясь и тут же требовательно подставляя шею.
- Я не знаю, откуда ты это взял, - мгновенно охрипшим голосом произнесла она очень тихо, именно на ухо, - но, пожалуй, ты прав. Будь осторожнее - беря меч в руки, легко порезаться. Будет больно.
Хотела сказать, что он-то по-настоящему красивый – нет, конечно, ты и сам тоже знаешь, но я сейчас не про руки и плечи, не про нервные длинные пальцы, а про то, что сейчас мне кажется, что я сжимаю в руках заклинание – сжимаю и не могу удержать.
Но сумела только тяжело вздохнуть - когда он порезался об неё в первый раз, и океанская волна стала ещё солонее от крови из прокушенной губы. Она не знала, понятия не имела, как он к этому отнесется, но не могла сдерживаться сейчас и была совершенно точно уверена, что не сдержится и позже. И ещё, нетерпеливо и бесстыдно потянув ворот собственной рубашки, была совершенно точно уверена, что абсолютно не хочет спешить – если утром должно стать стыдно, то пусть хотя бы будет, за что.
- Если я делаю это зря, - эхом откликнулась Шеала, тихо рассмеявшись, - мы уже всё равно ничего не сможем поделать.

Кололось сено, кололась чужая, напитанная магией, кожа, кололись свежие царапины – сейчас почти не чувствуя боли, Шеала кое-как смутно понимала, что нужно разыскать свой плащ и подстелить его, но как-то пока не удаётся даже понять, в какой стороне, и ещё понимала, что наутро она будет сильно раскаиваться, когда все синяки и укусы начнут ныть все скопом, но ничего не хотела с этим делать, вместо того только сильнее прогибая спину навстречу пальцам. Даже думать не хотела – разве что немного и «вслух», сбиваясь на половине слова и так и не закончив вопрос относительно того, что же не так с ведьмаками в недобрый час, и не принимал ли случайно Кот свои эликсиры, а то у неё всё ещё есть её заклинание.
С чувством юмора у обоих, надо полагать, сейчас были проблемы, но это ровным счётом никого не беспокоило.
Однажды начав слушать его мысли, чародейка уже не могла – и не хотела – прекращать, ловя среди слов обрывки эмоций и чувств, каждый из которых нравился ей всё больше и больше - и его восхищение, так далекое от того, что положено говорить, но неподдельное и искреннее, и обманчивая покорность зверя, и открытая готовность к ответным жертвам вкупе с неприкрытым от них удовольствием; всё вместе сплавлялось в нечто такое, на что она даже и не рассчитывала. Тут бы в очередной раз вспомнить о собственном горьком опыте, благодаря которому Шеала уже почти смирилась и до этого момента довольствовалась малым, не надеясь на что-то, от чего можно настолько потерять голову - но на такую мерзость она не отважилась, не допустив её в мысли даже на половину вздоха, и вместо этого продолжала сжимать пальцы: как-то суеверно, глупо боялась того, что стоит моргнуть, и Кадваль исчезнет, что она проснется в катринкиной хате, и всё окажется не более чем смелым сном – сном, навеянным тревожащим запахом того, кто спал рядом.
И как ему тогда смотреть в глаза?
Но он не исчезал, и был здесь, близко, под ладонями, ладонями, руками, рядом, везде – она скользила пальцами по внушающим уважение шрамам, разбегающимся по коже так затейливо, что они казались не то узорами, не то магической печатью, смотрела в глаза перед тем, как прикоснуться губами к ресницам, держала за затылок, позволяя воспользоваться еще одним приглашением, потом льнула ближе, давя крик и тут же понимая, что следующий подавить не сможет, вжимала ногти в плечи – неосознанно и не желая причинить боль, просто не могла иначе – тоже целовала в ответ, смело, везде, почти отчаянно.
Было хорошо. Она то совсем тонула в горячей колючей темноте, то, в минуты передышки, слегка выныривала на поверхность, жадно глотая воздух, прятала лицо в светлых волосах, что-то говорила, чаще бессвязное – никаких громких слов, нет, так случайно можно сказать что-то, за что другому потом придётся взять ответственность, и также ничего такого, о чём женщине в такие моменты положено говорить мужчине – шепотом признавалась в том, что тоже не хочет стать разочарованием, сетовала на прошлогоднее сено, сырость, темноту и мертвых девок, возносила хвалу этим самым мертвым девкам за то, что работники не наведаются на сеновал ни до рассвета, ни позже, и, больно укусив за ухо, пообещала, что обязательно отомстит. Неизвестно за что – но обязательно. А в какой-то следующий момент – время, раньше тёкшее непрерывно, сейчас вдруг поделилось на яркие вспышки, фрагменты, скользящие друг за другом, как янтарные бусины на леске - выгибаясь и сжав зубы, ощутила, за что.
И cuach с ними – с кожей, рубашкой, с чем угодно, она была готова платить за то, чтоб утро наступило ещё очень нескоро.