Взгляд императрицы, обращенный на супруга, был полон мягкого укора.
- Как тебе не стыдно, - с упреком прошептала Рианнон, - не меньше десяти, на вон того, с тощей шеей.
Господин с тощей шеей - Килан, младший сын Ардаля - сейчас сосредоточенно зеленел от злости и сверлил ненавидящим взглядом единокровного брата, рассыпавшегося перед императором в цветистых комплиментах.
Покойный герцог аэп Даги развелся с первой женой по причине неверности последней - вроде как даже достоверно доказанной, но теперь уже кто разберет? Детей от первого брака он, впрочем, признал, чем ужасно расстроил детей от второго и молодую жену. Говорят, красавица Диорвел до последнего надеялась переубедить супруга и заставить его лишить приблудных бастардов наследства, но герцог, видимо, действительно был уверен в своем отцовстве, потому что на уговоры так и не поддался - а те, по слухам, были весьма настойчивыми и где-то даже опасными для Ардаля: Диорвел, как полагается дочери геммерских скал, имела нрав крутой до невыносимости и вспыльчивый не по поводу.
Откуда Рианнон все это знала? В какой-то момент императрица выяснила, что ее придворные дамы осведомлены о положении дел в государстве едва ли не лучше, чем специально обученные люди виконта Эиддона - круг их интересов, пожалуй, был несколько специфичным, а источники подчас - не слишком надежными, зато запретных тем для них не существовало вовсе, а недостаток информированности они компенсировали буйной фантазией.
Рианнон смущалась поначалу. Потом ей начало нравиться - оказывалось, что за закрытыми дверями нильфгаардские аристократки мало чем отличались от простолюдинок с севера, и в процессе обуждения последних сплетен глаза у них загорались точно таким же огнем азарта. Императрица вообще постепенно начинала привыкать к своему положению - трон все еще казался ей довольно неудобным предметом мебели, но рука императора, лежащая поверх ее ладони, несколько примиряла ее и с ним, и с немилосердным, пронизывающим геммерским ветром, что холодил щиколотки.
Императрица едва заметно шмыгнула носом, беззастенчиво пользуясь тем, что хозяева замка не могли поднять на нее глаза - этикет такие вещи не одобрял, но соплю на носу он не одобрял вдвойне. Старшего сына сменил младший, и тот моментально попытался превзойти брата в красноречии, но вышло ровно так же однообразно и уныло: император солнцеподобен, императрица - светило рангом чуть пониже, но все равно светило, они все облагодетельствованы, но он, Килан - сильнее всех. Рианнон тоскливо поглядывала на окно, в которое бился штормовой ветер, и думала, что для людей, видящих солнце так редко, геммерские герцоги поразительно легко сравнивают с ним что угодно. Погруженная в свои мысли, она даже не сразу поняла, отчего зал затих, и удивленно моргнула, увидев, что Килан умолк и отступил, и на середину выступила молчаливая графиня Эйлан, что сразу склонилась в глубоком реверансе. Она говорила неожиданно немного и вкрадчиво - так, что Рианнон поневоле прислушалась - и речь ее звучала почти сдержанно, ничуть не походя на хвалебные оды ее братьев; и, выпрямляясь, она в нарушение этикета бросила долгий, пронзительный взгляд на императрицу.
И Рианнон невольно содрогнулась.

- Графиня Эйлан меня ненавидит. - уверенно проговорила Рианнон. - Не знаю, за что.
Словно в ответ на ее слова ветер швырнул в стекло пригоршню дождевых капель - к ночи непогода в Геммере разгулялась не на шутку, и тем приятнее было наблюдать за ее буйством из покоев императорской четы, где уютно трещал камин и свечи горели теплым, рыжим светом. Браден, провожавший императора и императрицу, с гордостью сообщил, что когда-то именно эти комнаты принадлежали императрице Гвинедд, о чем свидетельствовал огромный ее портрет, красовавшийся ровно напротив кровати. Рианнон осуждающий взгляд бабки Эмгыра смущал, а вот наличие балдахина над кроватью очень радовало.
Она окинула взглядом беснующееся море и отвернулась от окна.
- А все остальные кажутся очень... скользкими людьми. Объясни, зачем мы тут?

Вообще-то проще было перечислить тех четырех вассалов императора, о которых Его Величество был хорошего мнения, чем пересчитать феодалов, ему неугодных: этот неумен, этот трус, этот с гнильцой, а этот чересчур упрям - иногда у Рианнон создавалось ощущение, что угодить Эмгыру невозможно, и в любом подданном найдется что-то, что вызовет августейшее раздражение.
Ну, кроме госпожи Стеллы, конечно. Госпожа Стелла являлась лицом неприкосновенным.
Так или иначе, в отсутствие собственного опыта в подобных вопросах, Рианнон всецело доверяла суждениям Эмгыра, тем более, что хваленая прозорливость императора, внушавшая страх его противникам и вдохновлявшая сторонников, была отнюдь не пропагандитской придумкой Ваттье де Ридо. Императрица, молчаливо наблюдавшая за всем, происходившем при дворе, уже научилась отличать просто мимолетное раздражение Его Величества - вызвать которое оказывалось несложно - от настоящей, тяжелой неприязни, которую необходимо было заработать.
Геммерские герцоги каким-то образом умудрились это сделать, несмотря даже на кровное родство с императором.
Рианнон задумчиво запустила пальцы в темные волосы.
- Я понимаю, - неуверенно сказала она, утыкаясь лбом в шершавую щеку, хотя полного понимания у нее пока не было.
Все, в чем Рианнон была уверена - это в том, что от графини Эйлан стоит держаться подальше: упустившая власть змеища способна на совершенно любую мерзость; и в том самом взгляде, брошенном на нее в зале, императрице чудилось что-то еще, отличное от тоски по потерянной короне. Что-то глубокое и личное - так не смотрят на воровок. Только на соперниц.
Рианнон припомнила произошедшее и содрогнулась; а потом подняла глаза - и содрогнулась еще раз.
Покойная императрица Гвинедд глядела на нее с портрета ровно таким же взглядом - и императрица здравствующая решительно поднялась с кровати, чтобы опустить балдахин: последнее, чего она желала бы - это заниматься любовью под суровым взором бабки Эмгыра.
А вот просто заниматься любовью - желала.

В честь прибытия императорской четы устраивали охоту: все члены семьи аэп Даги успели по очереди и каждый на свой манер расхвалить богатство здешних лесов, упитанность здешних кабанов, чутье своих гончих и выносливость своих лошадей - Рианнон казалось, что любую забаву геммерские герцоги способны были превратить в очередное внутрисемейное состязание за право считаться лучшим и достойнейшим. Графиня Эйлан, кстати, держалась в стороне от этих соревнований: все такая же отстраненная и немногословная, она перекидывалась репликами разве что со своими дамами и младшим братом - с последним, впрочем, явно нехотя и сквозь зубы. Императрица исподволь наблюдала за графиней, одновременно настороженная и заинтересованная, но любопытства старалась не выдавать.
К утру небо совершенно очистилось, и над Геммерой сияло солнце - видимо, в честь прибытия в этот ветреный край своего наместника на земле - но особого тепла его лучи не дарили: нещадный ветер не давал согреться, и небеса были высоки и холодны. Придворные дамы заботливо укутали императрицу в шерсть и меха, и осведомлялись о самочувствии едва ли не ежеминутно, так, что Рианнон устала от них отбиваться и сбежала поближе к Эмгыру, подле которого никто не решался ее тревожить. За ним она тоже наблюдала исподволь - императору удивительно шел теплый охотничий костюм, и резкий профиль Эмгыра на фоне звенящего геммерского неба делался будто бы резче, а взор - пронзительнее; и Рианнон заставляла себя отводить взгляд, потому что глазеть на собственного мужа было как-то даже странно.
Собственного мужа, да.
Императрица по-детски поерзала на месте и спрятала улыбку в ладони.
Охоту Рианнон не любила - точнее, не находила увлекательной - и видела особую прелесть разве что в конной прогулке рука об руку по лесу, но это можно было устроить без такого шума и помпы - а шума, надо сказать, было много. Егеря уже вели зверя, и теперь все семейство на повышенных тонах решало, как именно будет проходить охота - последней инстанцией в этом споре был, естественно, император, к которому геммерские герцоги обращались, как рассорившиеся дети к родителю; и Рианнон была совершенно поражена выдержкой Эмгыра, до сих пор не отправившего никого из них на плаху.
Она даже не стала бы возражать.
Подали завтрак.
Меховой воротник Рианнон пах полынной горечью - императрица куталась в него и с любопытством наблюдала, как егеря ведут огромных, толстолапых боевых собак - те храпели, чуя близость добычи, висли на поводе, жадно втягивали носами воздух и глаза у них были такого же темно-вишневого оттенка, как смешанное с пряностями вино, которое подавали участникам охоты. Лошади нетерпеливо переступали с ноги на ногу, и даже привычно перебрасывающиеся колкостями хозяева этих земель казались выжидающими: азарт охоты - или что-то еще, какое-то тяжелое ожидание - кажется, завладели ими всеми. В воздухе разливались напряжение; собаки в нетерпении месили лапами грязь и лошади круто выгибали холеные шеи.
Что-то должно было случиться.
Рианнон смутно казалось, что Эмгыр происходящим отчего-то недоволен - улучив момент, когда все присутствующие снова увлеклись выяснением семейных отношений, Рианнон тронула руку императора:
- Все хорошо? - она с легким беспокойством заглянула ему в лицо. - Хочешь повысить ставку? Двадцать дукатов на тонкошеего.

Ее Величество глядела на покойную с плохо скрываемым ужасом: вид мертвецов сам по себе ее давно не пугал, но вот факт убийства - на охоте! в присутствии императора! - означал, что кто-то из семейства аэп Даги беспринципен ровно настолько же, насколько бесстрашен, а это сочетание представлялось опасным. За спиной раздался характерный вздох, сопровождаемый шелестом ткани: какая-то из дам решила, что ей совершенно необходимо упасть в обморок - и, зная нильфгаардских аристократок, Рианнон была абсолютно уверена, что это сознательное решение. К ней моментально бросились гвардейцы и остальные дамы - императрица же, вцепившаяся в локоть Эмгыра, демонстрируя вопиющую черствость, даже не шелохнулась.
- Уведите графиню, - рявкнул на растерявшихся слуг командор аэп Кынвайл.
И, словно случайно вспомнив об этом, прибавил:
- И Ее Величество.
- Нет! - Рианнон решительно замотала головой и еще крепче сжала руку императора. - Нет, не стоит! Целью покушения была не я. Злодей вряд ли попытается причинить мне вред.
Взгляд капитана не обещал ничего хорошего тому, кто попытается, и, кажется, он хотел было возразить - но промолчал и подчинился. Графиня Эйлан же вполне покорно позволила себя увести, хотя напуганной не выглядела совершенно - скорее злой - и сочувствия к убитой невестке определенно не испытывала: взгляд, которым она наградила распростертую на земле Маредд, менее всего походил на печальный; так что Рианнон невольно вновь задумалась о том, как геммерским герцогам вообще удалось столько времени прожить под одной крышей, не потеряв ни одного члена семейства в каком-нибудь сомнительном инциденте.
То есть шутки шутками и споры спорами, но по правде говоря, Рианнон не верила в возможность убийств.
До этого момента.
Ошарашенные убийством люди постепенно приходили в себя: первым опомнился граф Керрара, который моментально развил кипучую активность и принялся рассылать егерей во все стороны с какими-то совершенно дурацкими поручениями; потом к этой мышиной возне подключился его племянник, что для разнообразия не стал спорить с дядей, но толку их бурной деятельности это удивительным образом не прибавляло. Обморочную даму привели в себя, тело убитой - унесли, поляну - оцепили усилиями капитана аэп Мора и его людей. Они же сейчас сгоняли прислугу в кучу, как отару овец, чтобы допросить о том, кто что видел и слышал - Рианнон уже начинало казаться, что она зря осталась тут: толку от ее присутствия было даже меньше, чем от указаний графа, а для этого стоило бы постараться.
Пытаясь хоть как-то занять себя, императрица вместе с самыми отважными ее дамами, слонялась - то есть, простите, прогуливалась - вокруг лагеря, то и дело бросая обеспокоенные взоры в ту строну, где остались император с пока еще остающимися в живых членами семьи аэп Даги. Их сопровождали четыре гвардейца - в вопросах безопасности императорской четы Ллеу аэп Мор проявлял неизменную щепетильность, хотя сейчас Рианнон показалось, что обычно собранный капитан выглядит самую малость растерянным. Она задумалась было о причинах этой растерянности, когда взгляд ее, рассеянно блуждающий не остановился на...
- Смотрите, что это?
На кусте дерена  висел скрытый листвой, плохо заметный в красных ветвях лоскут темно-алой ткани: не дожидаясь приказа императрицы, дамы бросились высвобождать его, и с этой находкой все они - Рианнон, дамы и гвардейцы - поспешили обратно к лагерю, но продемонстрировать Эмыгру свою находку Ее Величество не успела - они едва приблизились, когда в лагерь ворвался один из отправленных графом Керрара егерей - задыхающийся и взмокший, с выражением неподдельного ужаса на лице. За ним спешили еще трое - ровно такие же вымотанные и перепуганные.
- Граф Гилеан... он...
- Что?
- Он погиб... кабан... кабан... распорол. Мы не успели.
Рианнон смяла лоскут в кулачке и испуганно поглядела на Эмгыра.

- Это я проиграла, - честно поправила супруга Рианнон, - мы спорили о том, что Гилеан будет первым, но первой убили его жену, поэтому вопрос в том, возьмешь ли ты свой выигрыш флоренами.
Страшные деньги, если подумать - когда-то пара медяков казались ей настоящим богатством, а теперь Ее Императорское Величество легко расставалась с десятком золотых - правда, в пользу того, чей профиль был отчеканен на каждом из этих флоренов, поэтому вроде как жертвовала их государству; но все равно в итоге шутя ворочала суммами, которые некогда представлялись ей астрономическими.
Рианнон поерзала немного, поудобнее устраиваясь на коленях у Эмгыра. Император несколько преувеличивал впечатлительность супруги, когда полагал, что убийства и поединки могут ее расстроить: вдоволь насмотревшись на смерти, она давно не вздрагивала при виде покойников, и не испытывала к геммерским герцогам личной привязанности, чтобы гибель кого-либо из них могла ее расстроить, поэтому происходящее повергало ее разве что в легкое недоумение.
Которое она, однако, намеревалась развеять.
- Скажи мне, что происходит. - серьезно потребовала Рианнон, аккуратно поправляя черные волосы супруга. - Потому что я вижу, что что-то происходит.
Спокойствие императора было не просто нетипичным - оно оказывалось феноменальным: Эмгыр, которого она знала давно при виде здешнего балаганаа уже давно вышел бы из себя, наговорил всем присутствующим язвительных гадостей, а потом раскидал по углам, как нашкодивших щенят, и к этом моменту в замке всем бы заправляли его люди, а хозяева этих земель тихо сидели по своим комнатам, не решаясь даже высунуть нос. Говорить что-либо в присутствии императора им бы позволили не раньше, чем обнаружили убийцу - а последнего исполнительные подчиненные командора Адерына аэп Кынвайла отыскали бы максимум дня через три; потом последовала бы показательная казнь, долгожданное объявление нового владельца этих земель, а затем Его Величество в сиянии императорской славы покинул бы этот приют для убогих.
То есть не то, чтобы Рианнон одобряла такой образ действий - просто она имела возможность изучить характер Эмгыра, и могла с большой долей вероятности предсказать грядущие события; однако сейчас ни одна из ее догадок не оправдывалась.
Эмгыр был терпелив, как пророк Лебеда; по-туссентски лиричен и невозмутим, как статуя командора на площади Тысячелетия. Он ни разу не пришел в раздражение, и будто бы вообще не слишком прислушивался к тому, что говорят ему хозяева замка; он с равным спокойствием глядел и на тело покойного Гилеана, что к вечеру принесли егери, на зареванные лица его осиротевших детей и на покрытую красными пятнами рожу его дяди, вызывавшего племянника на поединок. Беспечность Его Величества передавалась и его верным слугам - все гвардейцы выглядели равно невозмутимыми, и если рядовые могли просто не понимать, в чем дело, то спокойствие командора Адерына определенно говорило о том, что ничего из ряда вон выходящего не происходит.
К слову, дети - это, пожалуй, единственное, что трогало Ее Величество в этой истории: близко к сердцу принимавшая невзгоды сирот, Рианнон, по наказу императора, пристроила их как могла: старшей дочери была обещано место фрейлины, и девочка должна была отбыть в столицу вместе с императорской четой; малолетние же сыновья покойных оставались на попечение властителя этот земель - кем бы он в итоге не оказался - однако императрица брала на себя надзор за их воспитанием во избежание какого-либо произвола.
Геммера пока выглядела местом не слишком безопасным.
- Что ты задумал? - все так же серьезно поинтересовалась Рианнон, сосредоточенно снимая с головы императора золотой венец. - Я хочу знать просто для того, чтобы случайно тебе не помешать, скажем.
И еще ей было самую малость обидно, что Его Величество предпочитает держать при себе планы, так или иначе ее касающиеся.
Как будто она глупенькая какая-то, ну - но вот этого Рианнон вслух произнести не решилась бы.

- Браден аэп Даги, граф Керрара, - зычно провозгласил командор аэп Кынвайл, - вызывает...
Рианнон чуть поерзала на месте: смертей она в своей жизни видела предостаточно, но свидетельницей поединка становилась впервые, и необходимость наблюдать за тем, как один человек сейчас будет пытаться прилюдно убить другого, была ей скорее неприятна.
- Мы в последний раз предлагаем сторонам примириться и решить свои разногласия полюбовно.
Дядя и племянник мрачно глядели друг на друга с противоположных концов двора и на желающих примирения не походили совершенно - Рианнон даже с высоты стены различала выражение брезгливого презрения, написанное на лице у Родри, и высокомерного превосходства - у Брадена.
- Они обязательно дерутся до смерти? - шепотом спросила императрица у супруга, пользуясь тем, что все взгляды сейчас были обращены на участников поединка. - Как это все проходит?
Эмгыр, до того занятый тем, что демонстративно разглядывал собственные ногти, отвечал, не трудясь даже понизить голос:
- Вообще, - сказал он, и слово его упало в тишину, будто было не частным пояснением жене, а приказом, - это происходит очень по-разному. Иногда - до первой крови, однако, традиционно, если условия поединка не были оговорены, кто умер - тот и неправ. Великое Солнце руками одного из поединщиков вершит справедливость. Так-то вот, Ваше Величество.
Дикие геммерские нравы, подумалось ему. Которые следовало бы упразднить, если бы они не были порой так возмутительно полезны: мало что нравилось императору больше, чем возможность бить противников их же козырями - судя по лицу Брадена, впрочем, он уже понял, во что ввязался, и что именно здесь, выражаясь словами Рианнон, “происходит”.
Но было поздно.
Деитвен раскрыл ладонь, повинуясь уже сформировавшейся привычке, чтобы супруга смогла положить в нее свою руку: так они в последнее время довольно часто являлись придворным, вызывая множество сложных эмоций и восторг у виконта Эиддона, немедленно пустившего этот факт в народ. Рианнон, однако, помедлила, прежде чем опустить ладонь: ей не давало покоя смутное подозрение, для описания которого она не смогла бы подобрать слов, и тонкие пальцы императрицы легли в руку Эмгыра без привычной уверенности, а на разворачивающееся перед ней зрелище она глядела непривычно хмуро. В неприятной тишине поединщики сошлись - командор аэп Кынвайл что-то негромко сказал каждому из них, а потом отступил, махнул рукой - Рианнон быстро перевела взор на верхушки башен - и снизу зазвенела сталь.
Среди стоящих на крепостной стене императрица отыскала взглядом графиню Эйлан - та, одетая в подчеркнуто глубокий траур, неотрывно смотрела на происходящее внизу, и лицо ее хранило выражение столь суровое, что Рианнон невольно сделалось страшно. Она сама не могла заставить себя опустить глаза, а по непроницаемым лицам геммерцев невозможно было понять, что там происходит - те вовсе не менялись, будто окаменев; и наступившую тишину нарушал только металлический звон.
Рианнон исподволь наблюдала за кружащими чайками; слушала запутавшийся в знаменах ветер, и время тянулось медленно и тягостно. Казалось, что с начала поединка прошла целая вечность - глаза у императрицы уже начинали слезиться от упорного высматривания чего-то невидимого в равномерно-сером небе, когда по толпе на стене пронесся короткий ропот.
- Браден аэп Даги, - с оттяжкой начал было Адерын, - граф Керрара...
Он вдруг умолк на полуслове, и по толпе прокатился второй вздох - испуганный и тревожный. Императрица непроизвольно опустила взгляд и тут же сжала холодными пальцами ладонь Эмгыра: лежащий на камнях посреди двора Родри бился в конвульсиях, и даже с высоты стены Рианнон могла разглядеть выступившую у него на губах пену; Браден, будто бы ошарашенный, стоял над племянником; с противоположных концов двора к ним уже спешили гвардейцы, которым отдавал какие-то короткие указания командор аэп Кынвайл.
Рианнон хотела что-то сказать, но не успела: графиня Эйлан фурией взвилась со своего места и бросилась к императору - дорогу ей едва успели заступить бойцы "Имперы".
- Это переходит все границы! - кричала достойная дочь геммерских скал. - Это низко и бесчестно! Вы слышите меня?!
- Пропустите графиню, - Эмгыр лениво сменил позу, дождавшись, пока гвардейцы исполнят приказание, и только после этого поднялся навстречу Эйлан.
Та остановилась в шаге и замерла, то ли растеряв свой порыв, то ли не понимая, что именно сказать дальше.
- И правда, - очень спокойно сказал император, - ничего более бесчестного и, главное, бессмысленного я не видел. Арестуйте графа Керрара. Я видел достаточно и больше не хочу на это смотреть. Вечером хочу видеть всех причастных в северном зале.
Дочь Ардаля скрипнула зубами, но промолчала.
- Андерин, сопроводите графиню Эйлан в ее покои, она устала.
Графиня гордо вздернула подбородок - Рианнон с затаенным испугом проследила за тем, как ее уводят, а потом исподволь взглянула на Эмгыра, пытаясь по выражению его лица угадать, что же здесь происходит, но то было совершенно непроницаемым. Толпа на стенах нестройно гудела; Браден внизу что-то протестующе кричал; гвардейцы выглядели совершенно невозмутимыми.
Чайки кричали заунывно и протяжно, будто скорбя обо всех жертвах семейного конфликта.

- Ваше Величество, - с некоторым недоумением проговорила графиня аэп Финнед, - графиня Эйлан просит вас принять ее.
Рианнон вздрогнула и воткнула себе иголку в палец.
Эмгыр с традиционно загадочным видом отправился куда-то вместе с командором аэп Кынвайлом, и императрица осталась скучать за традиционно женским занятием - вышиванием, попутно размышляя о произошедшем ранее: даже неискушенной в придворных интригах юной императрице череда смертей среди герцогов представлялась весьма подозрительной; но сколько Рианнон ни силилась угадать предполагаемого злодея, у нее не получалось. Браден, суд над которым был назначен на завтра, представлялся вариантом слишком очевидным, чтобы оказаться правильным; и укладывая стежок к стежку императрица думала, что графиня Эйлан, столь мнимо искренняя в своем возмущении, казалась ей кандидатурой куда более вероятной. Неплохая затея - переубивать всех своих родственников и припеваючи зажить полноправной хозяйкой этих земель! Герцогиня Геммеры - не худший утешительный титул для той, что метила в императрицы.
И именно поэтому ее явление почти пугало.
- Пустите ее, - распорядилась Рианнон, проглатывая робость.
И приосанилась. Выглядеть представительной рядом с дочерью геммерского герцога было непросто: как и все женщины, которых прочили в жены Эмгыру, Эйлан являла собой воплощение нильфгаардской красоты - обладательница идеальной фигуры и роскошной копны медовых волос, с точеным профилем и огромными ланьими глазами она без усилий затмевала бледную и тщедушную императрицу просто самим фактом своего присутствия.
Но покорно склоняла голову перед женой монарха. 
- Ваше Величество, - графиня Эйлан присела в низком реверансе - ниже, чем того требовал этикет; так надлежало кланяться императору, а не императрице, - я пришла просить у вас заступничества.
Рианнон растерялась, но не подала виду.
- Поднимитесь, Ваша Светлость, - повелела она, пряча испуг за церемонностью, - я пообещаю вам защиту, если вы назовете имя обидчика.
Эйлан выпрямилась - высокая и статная, прямая, как сосна, и острая, как геммерские скалы.
- Имя моего обидчика, - сказала она, - Эмгыр вар Эмрейс, Деитвен Аддан ын Карн аэп Морвудд. Я прошу вас, Ваше Величество, защитить меня от вашего мужа, который вознамерился извести весь мой род.