Шеала де Танкарвилль, чародейка и исследовательница, вот уже добрую половину часа ничего не исследовала, да и чародействовать, если честно, тоже ничего не могла. Вместо этого она, не распаляясь на метание молний глазами и прочие эффектные, хоть и совершенно бесполезные в нынешних условиях жесты, занималась исключительно тем, что старалась добраться до собственного шатра в целом и неповрежденном комплекте. В туфлях хлюпало: что за жидкость там находилась, она знать не хотела, искренне надеясь, что это была просто застоявшаяся, почти черная вода из подземных луж, а не…
Кто-то из адептов-практикантов – черт его лица слезящимися, воспаленными глазами ей было не разобрать, – подхватил её под локоть, протянул флягу с водой, фляга была старинной, красивой, металл отдавал заклинаниями, они кольнули пальцы и заставили чародейку страдальчески поморщиться. Раздраженно поведя плечом и высвободившись из неумелой и, к счастью, несмелой хватки, Шеала де Танкарвилль все-таки смогла сделать то, что намеревалась – отодвинула полог и сделала несколько последних шагов, обессиленно опускаясь на сундук.
Подрагивали защитные заклинания – свои, личные, знакомые, – пыльный прохладный сумрак шатра был отрадой и почти что бальзамом пострадавшим глазам. Чародейка некоторое время невидяще смотрела на собственные руки, потом тряхнула головой – строгая прическа безвозвратно растрепалась, левую сторону волос так и вовсе опалило, создав некрасивую ассиметричную волну на месте ровного края стрижки, а в непострадавшей части головы была, кажется, чертова пустыня песка.
– Магистр де Танкарвилль! – донеслось снаружи.
– Иди сюда, быстро. – устало и раздраженно прикрикнула чародейка.
Адепт суетливо протянул ей носовой платок. Поздно и все равно не поможет, кровь под носом уже запеклась и стягивала лицо, а рабочее платье, кажется, было этой – нет, не совсем этой, была там и чужая – кровью испорчено безвозвратно, но это ничего. По крайней мере, она выжила и находится в здравом рассудке.
– Постой. Иди вот сюда. Разверни мне мегаскоп. – приказала Шеала, сжимая в руке платок.
– Но вы… разве сможете? Ведь сила…? – адепт почти трясся от пережитого ужаса и говорил невнятно. Чародейка его очень хорошо понимала, сама толком не сумев сдерживать дрожь в пальцах.
– Поэтому связь установишь ты. – отчеканила она, раздосадовано поцарапав ногтями корку крови на подбородке. – Давай. Я направлю тебя. Считай, что это экзамен.
– …Bloede arse, ну отвечай же!
Адепт тактично сделал вид, что не заметил некультурного обращения. Шеале было не до того. Из носа снова хлынуло – даже несмотря на то, что силы в связь она вложила самую малость.
– Истредд. У нас тут дьявольское проклятье. Нужно разобраться. – в честь того, что коллега таки соизволил ответить, чародейка отняла платок от лица, стараясь говорить разборчиво. Сейчас ей было категорически наплевать, чем занят чародей Истредд, присутствует ли там прямым или опосредованным образом некая чародейка из Венгерберга, и что вообще там, в Аэдд Гинваэль, происходит. – Меня чуть не убило. Несколько жертв, полдесятка сильно пострадавших, у многих контузия и повреждения магического характера. Счет идет на минуты. Прошу, помоги. Пожалуйста.
Адепт немного поменялся лицом.
– А ты… ты же разыщи кого-то, кто ещё в состоянии установить телепорт. Да, до Аэдд Гинваэль. Ничего, мы справимся. Я помогу. Нам всем очень нужен врач.
Кровь на этой жаре моментально запекалась и превращалась в черную корку, раскрасившую песчаную ткань множеством отвратительных пятен.

Шеала смотрела в спину коллеге с хорошо скрываемым облегчением, хотя, учитывая его поведение, едва удержалась от ядовитого шипения – но ничего, время наверстать у нее будет. Потом развернулась на каблуках:
– Проследите, чтобы распоряжения Истредда строго выполнялись. Это лучший врач севера, непослушание чревато многими бедами. А ты, пойди-ка сюда и дай мне посох.
– Госпожа…?
– На меня этот приказ не распространяется. Йойоль не отвечает? Давайте попробуем еще раз.
Она сделала вдох, больше похожий на вздох, зачерпнула Силу из-под горячего песка, почувствовала, как внутренности скручивает сухим спазмом, и успела подумать, что Йойоль, кажется, здесь уже только помешает, но все равно, каждый из Братства был на счету, и…
Очнулась, судя по положению солнца, быстро – и часа не прошло. Кляня себя вслух, стащила со лба холодную, смоченную в отварах тряпку. Несмотря ни на что – тень и вода действительно работали. Адептка-целительница, замершая с медным кувшином в руках, кажется, хотела выругаться, но вовремя спохватилась и вспомнила, в каком обществе находится. Вот уж ирония, что сейчас на ногах находились только такие, как они – юные ученики, недоучки, могущие слишком мало. Сильные чародеи поплатились за свою самоуверенность все как один.
– Призови мне воды. Холодной, морской. Нет, девочка, мне наплевать, что это не твой профиль. Если начну колдовать я – тебе же будет хуже. Ох, ладно, хотя бы три-четыре кварты. И подай мне руку.
Спустя еще четверть часа начали приходить новости из лагеря. Один чародей пришел в себя, еще у двоих состояние было стабилизировано. Кто-то по великому уму, пользуясь поднявшимся шумом, сунулся на место раскопок, так что количество контуженных увеличилось на ещё одного человека. Паника понемногу улеглась, оставшиеся в здравом рассудке чародеи поспешили на совет – и её, конечно же, не позвали. Впрочем, Шеала и так знала, что там на том совете будет. Перегрызутся за право обладания бесценной реликвией, начнут выяснять, кто старше и опытнее, кто-то под шумок обязательно постарается устранить конкурента или наоборот, создать политический союз. Ничто из вышеперечисленного её не интересовало. Что интересовало – так это возможность умыться и переодеться. Возможность, кажется, уже была.
– Где Истредд? Еще занят? Скверно. Я сейчас приведу себя в порядок и схожу сама, не надо.
– …полагаю, официальную версию тебе уже рассказали. Выбрось всё это из головы, там лжи больше чем правды. Они, видишь ли, опасаются конкуренции. И, кстати, не удивлюсь, если к вечеру пострадавших будет еще больше, потому что каждому нужен лакомый кусочек.
В носу еще щипало, но в целом – Шеала де Танкарвилль чувствовала себя так прекрасно, насколько это вообще было возможно в настоящих условиях. То есть была несказанно и мрачно рада чистой рубашке, наличию тени и отсутствию необходимости куда-то бежать в ближайшую четверть часа. Ей, правда, совершенно не нравился настрой коллеги, что-то было не так, но…
– Дело в том, что три дня назад они докопались до главной гробницы. Это, конечно, большая тайна, поэтому на раскопки слетелась половина севера. Я до сих пор не знаю, какой культ исповедовали те, кто заложил этот храм, но магия у них совсем не такого порядка, к которой мы привыкли. При первой же попытке обследовать структуру заклинаний на золотом амулете главной мумии Ротфредо повредился рассудком. Потом туда полезла Амелл – и её, кажется, так и не нашли. Когда мы выбрались оттуда, местные проводники начали что-то блеять про проклятье мертвого царя, но я думаю, что…
Вспышка была очень яркой. Прикрыть глаза, конечно же, не помогло, потому что вспышка эта была абсолютно и целиком магического характера. Шеала хотела было посетовать, что вот опять какой-то из слишком самоуверенных магиков поплатился за то, что ошибки коллег его ничему не учат, но это было что-то радикально другое.
Из гробницы полыхало. Невидимые языки магии, подрагивая, выползали из недавно раскопанного входа, змеями опоясывали песчаные холмы и, продолжая беззвучно сотрясать видимое только обладателям дара тонкое пространство, свились в тугой клубок, опоясав всю наземную часть раскопок. Отвратительная эта была магия, такая, при взгляде на которую хотелось вывернуться.
– Дьявольщина! – выругалась чародейка. – Истредд, помоги мне разобраться. Прошу. Иначе это никогда не закончится.

– Идем. – легко согласилась Шеала, хотя подозревала, что в гробнице помимо пиктограмм и символов они вдобавок обнаружат новую часть контуженного магического сообщества, а может даже трупы: больно уж сильной в этот раз была вспышка.
Она была просто рада, что коллега наконец заговорил. Нет, они были привычны к взаимному молчанию, в работе оно не мешало и скорее наоборот, но обычно молчание это было каким-то понятным и совсем не безучастным, как теперь. И сейчас ковирская чародейка ровным счётом ничего не понимала и это её сильно тревожило. Невозможно приготовиться к непредсказуемости, но она всё равно пообещала себе следить и держать руку на пульсе.
Магия застыла под веками россыпью белых точек, скрипела на зубах не хуже песка, заставляла даже своим остаточным отзвуком ускорить шаг, несмотря на то, что в ползущих дюнах ноги увязали по щиколотку, – а ведь они были довольно далеко от эпицентра. Оставалось посочувствовать вошедшим в гробницу, и понадеяться, что помощь прибудет вовремя. Хотя Шеала уже испытывала стойкие сомнения относительно того, так уж ли необходимы Братству принципы взаимопомощи – потому что оно эту взаимопомощь с роскошной самоуверенностью херило, предпочитая скорпионий индивидуализм выше чего угодно коллективного.
– …это, позволь уточнить, тот резонансный случай с Ванье? Скандально вышло, и мне кажется, что пиктограммы всех интересовали в самую последнюю очередь. Постой, они поставили на развалины защиту. Вот, готово.
Внутри было сухо и, с непривычки, холодно.
– Хотя черные копатели из местных все равно умудряются как-то пробраться внутрь и вытаскивают оттуда мелочи вроде осколков и старых монет. Ротфредо собирался разыскать крысиные входы, но не успел и сейчас, кажется
еще долго не сможет этим заняться.
Она перешла на телепатию без предупреждения, потому что, будучи знакома со структурой охранных заклинаний, могла почувствовать их колебания. Вслед за ними внутрь, в гробницу, зашел кто-то, кто тоже знал размыкающий ключ – кто-то из Братства, кому, с небольшой вероятностью, тоже была небезразлична вспышка, и, с намного большей вероятностью – был небезразличен золотой амулет мертвого царя-мумии.
Любопытствующих было трое. Они вдобавок усиливали свое численное преимущество недобрыми подозрительными взглядами, то есть были предельно вежливы как для обстоятельств, в которых спокойно можно было прикопать конкурента в прохладном песке и сказать, что так и было и вообще он туда сам заполз.
Эта вежливость, впрочем, не помешала участникам цивилизованного разговора цивилизованных людей аккуратно подготовить щиты.
– Полагаю, вспышкой мы обязаны вам, коллеги? – с прохладным любопытством осведомился один из них, молодой, но очень перспективный чародей из Аттре. Ему сулили стать вторым Вильгефорцем, и от этого факта он несказанно бесился, предпочитая всюду быть первым.
– Нет, коллега, – столь же ледяным тоном отозвалась Шеала, скрещивая руки на груди, – а похоже?
Вопреки обыкновению – сегодня отчего-то бесконтрольно рушились все обыкновения, – роль миротворца не взял на себя никто. Воздух ещё не искрил, но был к этому близок.
– Ты же не будешь против, если мы кое-что проверим? Просто не может же появление Истредда из Аэдд Гинваэля, этого известного любителя древностей, быть здесь случайным. – он улыбнулся вежливой змеиной улыбкой, и Шеала ответила, очень устало и совершенно невежливо:
– Ты же не будешь против, если я выбью тебе зубы? Тогда и поймешь, зачем тут Истредд.
Изможденность практически всех участников выравнивала любые шансы, троица была посвежее, они с Истреддом – опытнее и слаженнее в работе, и вероятность того, что в прохладном песке прикопанным окажешься ты, а вовсе не конкурент, была не то чтобы мизерной.
– Как ты думаешь, зачем мы сюда спустились? Кто-то снова влез в гробницу, и если не поспешим – внизу найдем только остывающие трупы.
Сопляк из Аттре раздраженно пожал плечами, давая понять, что это ему по меньшей степени безразлично. Шеала тоже хотела бы так, безразличие сейчас представлялось очень удобной позицией, и со своим небезразличием она тут была в подавляющем меньшинстве. Вправду, стоит завязывать, и она уже почти решила воспользоваться этой отличной идеей, как…
Щиты понадобились. Вот очень кстати они были, надо будет запомнить и тащить их за собой в любые подобные места. Это было похоже на волну раскаленного воздуха, прокатившуюся по коридорам. Потом была вторая волна, чуть слабее, но веки всё равно опалило даже эхом, пробившимся сквозь барьеры, а в ушах застыл высокий, нарастающий звон. Гробница под ногами едва ощутимо затряслась, словно бы внизу ворочалось что-то невероятно массивное.
Компания аттрийца, – все трое – поменялись в лице, кажется, они все-таки вняли увещеваниям и поверили в то, что внизу есть кто-то ещё.

Шеала и сама хотела бы знать, что, черт возьми, происходит. Впрочем, не то чтобы очень сильно, и уж точно после того, как полюбуется, что случится с лобной долей аттрийца. Солидарность с напарником, совершенно внезапно показавшим зубы, граничила с мыслью о том, что еще немного цивилизованных бесед в таком ключе – и они имеют все шансы попасть под следствие, так что по-хорошему стоит достать нагайку и привести всех спорщиков в чувство, но…
Ну да, вмешался случай. Вышло довольно-таки неожиданно.
Держу.
Шеала перехватила щиты, с электрическим треском усилила их практически до состояния видимости, и воздух вспыхнул лиловыми ионизирующими разрядами. Оставшаяся на ногах пара чародеев отработала защиту менее слаженно, за что поплатилась, но, к счастью – диалог, конечно, получился неприятным, но что с них, с сопляков таких, взять? – не летально и даже поправимо.
Удар. И ещё.
Подобравшись к напарнику вплотную так, чтобы не мешать, но и не расходовать слишком много сил на защиту, чародейка снова зачерпнула Силу – резко, торопливо, – и выбросила свободную руку вперед, очерчивая в воздухе дугу. Подчиняясь траектории пальцев, прямо на голом песке вспыхнуло бледное, почти невидимое пламя, правильным полукругом охватив защищенный щитами островок. Ещё одна линия пламени вспыхнула впереди, отрезая существу пути к отступлению. Не факт, что стекловидная тварь боялась огня, но то, что она хотя бы фрагментарно могла гореть – это стало ясно практически сразу.
Давай еще немного.
Лёд, огонь, снова лёд. Не было времени даже смотреть, как там чувствует себя молодняк – спаренный щит отнимал слишком много сил, воздуха отчаянно не хватало, до белых пятен в глазах, но они с Истреддом, вроде как, справлялись очень даже неплохо.
Откуда-то слева в мечущуюся в попытках избежать заклинаний тварь краем прилетел посторонний сгусток огня, термические перегрузки это хорошо, это просто отлично, потому что алхимическое учение гласит, что…
Да, в какой-то момент тварь попросту треснула. Не вся, конечно, – только золотая маска, сросшаяся с мордой, и из-под этой маски незамедлительно стала сочиться густая, почти черная жидкость, больше похожая на расплавленную смолу, нежели на кровь.
Отлично. И ещё немного.
Чудовище замедлилась, движения острых и длинных, похожих на сабли когтей перестали быть настолько стремительными, и, в конечном итоге, даже было непонятно, чье заклинание завершило начатое – то ли кинетический удар, в который была вложена вся сила потушенного Шеалой огня, то ли с жутким треском выпущенное плазменное облако, попросту доразмазавшее чудовище по поверхности каменной стены. Золотая маска расплавилась и потекла вниз, на песок.
Наступившая тишина ударила по ушам не хуже недавнего визга.
– Что это за чертовщина?!
Лицо Мавена из Аттре было зеленоватым и напоминало пористый творог, он прижимал к себе поврежденную левую руку, дышал поверхностно, и кажется даже был напуган, хотя отчаянно пытался это скрыть. Его молчаливый товарищ, будучи чуть более собранным, сосредоточено стряхивал остатки силы и плазмы с пальцев. Дагоберт не двигался.
– Понятия не имею. Снова будешь обвинять в этом нас?
Новая вспышка накрыла их неприятно мерцающей волной, воздух задрожал и словно бы съежился, и только вслед схлынувшему потоку, заставившему зажмуриться, послышалось окончание фразы Мавена:
– …думаю.
О чем он думал, или же не думал, никому из присутствующих уже не удалось узнать, потому что на сцене – как всегда, вовремя и эффектно, – появились новые действующие лица. И вместе с ними, неизменно и как всегда – проблемы.
Потому что новым действующим лицам тоже было крайне интересно, что здесь произошло, и куда подевался золотой амулет. И, в отличие от троицы Мавена, у них были все права задавать официальные вопросы.
– Уважаемые господа магистры, извольте объясниться.
И вот это уже было плохо.

Ночь накрыла лагерь мгновенно, принеся с собой студеный холод и очень напряженное облегчение. Разговор прошёл… так себе, если выражаться куртуазно. Выражаться куртуазно не хотелось. Хотелось молчать, забившись куда-то в самый темный угол этого неожиданно темного фрагмента мира. Но молчать никак нельзя было, поэтому чародейка поддерживала разговор.
Стараясь, очень сильно стараясь не думать о том, что она мельком увидела тогда, когда господа чародеи надумали снова что-то там не поделить и решили, что этим чем-то будет Истредд, а точнее – его предплечье. Расспрашивать его тоже никак нельзя было, потому что, учитывая все обстоятельства, она опасалась скверных последствий. Как со стороны напарника, так и со своей, если узнает что-то не то. За подрихтованное лицо господина Мавена было не стыдно, а вот за то, что они теперь, как сказать, находились под наблюдением…
Шеала вздохнула.
– Брось, Истредд.
Это было похоже на допрос, с поправкой на то, что господа магики не привлекали спецслужбы. Проблем у сообщества сейчас выше крыши – кто украл амулет, как удалось? – Дагоберт в сознание так и не приходил, а Истредд после окончания схватки в гробнице впал в непотребную апатию, что в текущих обстоятельствах казалось очень неприятным симптомом. Единственное, что хоть как-то его шевелило – из предсказуемого, по крайней мере – заключалось как раз-таки в анализе этих прокля́тых древностей. И про́клятых тоже. Впрочем, чародейка поддерживала разговор несмотря на общую усталость участников вовсе не только по этой причине – докопаться до правды теперь было целью, напрямую связанной с отбеливанием репутации и отведением от себя подозрений. Золотого амулета при них, разумеется, не нашли, однако Шеала вполне понимала, почему эти самые подозрения с них так и не сняли. Слишком лакомый кусочек был на кону.
– Жертвоприношения… да, очень похоже. Помнишь ту тварь в маске? Такие не могут взяться из ниоткуда, её создало мощное скопление энергии. Не светлой.
Тут бы не посвященным из Братства поработать, а армии священников, их жреческая магия справилась бы лучше… но кто их сюда пустит. Особенно сейчас.
– Кстати, они решили проверить и горожан. – Шеала слабо кивнула головой в сторону подрагивающих на нечеткой границе между темно-синим небом и темно-синей землей огней. Город был огражден крепостной стеной, что всячески помогало господам магикам контролировать входящие и выходящие потоки. Точнее как – за входящими особо никто не наблюдал, а вот выходящих, кажется, вовсе дали негласный приказ разворачивать под любыми предлогами.
– И… ты о чём-то говорил, Валь. Какие у тебя подозрения?
В темноте почти не видно лиц, огней зажигать они не спешили – зачем? Несколько лет тесного сотрудничества позволяли обходиться без подобной мишуры, хотя Шеала сейчас уже совсем не уверена в том, что так уж хорошо знает напарника. К ночи с неё слетает вся уверенность, и там, внутри, остается только досада и злое желание разобраться во всём – наконец. Возвращаться в лагерь, распростертый за спиной, тоже совсем не хотелось. Следовало подняться, пойти туда и решить какое-то количество организационных вопросов, но она не могла заставить себя.
Совершенно отвратительная усталость.
– Я вытяну сюда заметки, – приняла компромиссное решение она, – и пару теплых одеял. Не помешает немного организации, слишком большое количество новых деталей.
Прикоснувшись к той же земле, с которой медитативно разговаривал Истредд, она прикрыла глаза и изогнула кисть в отправной точке заклинательного жеста, но сделать ничего не успела. Земля, уже не первый раз за сегодня, содрогнулась, но на этот раз безо всяких фейерверков, да и магии разлилось не очень много. Зато в воздухе повеяло – почти затрещало – чем-то другим.
Тёмной, темнее накрывшей лагерь ночи, ненавистью.
И что-то в этой тьме скользило, с неприятным, почти беззвучным на грани чувствительности человеческого уха свистом, похожим на скрежет ногтя по стеклу.

Отправляясь на раскопки, Шеала ожидала всякого – конкуренции, разумеется, научных споров, перетягиваний одеяла, попыток продемонстрировать, кто на самом деле тут понимает толк в артефактах, а кто прибыл просто платьем покрасоваться – а вот такого не ожидала.
И в который раз за день с остервенением зачерпывая силу сквозь омерзительно сухой песок, вытягивая её из воздуха и проклиная всё на свете, чародейка могла видеть во всем происходящем ровным счетом только один положительный момент – есть кому прикрыть спину. Она не одна.
И в который раз за день с содроганием удивляясь тому, что может породить сопряжение сфер, чья-то чертова черная воля, магия и cuach знает что еще, Шеала не раздумывала – метила туда, где у обычных созданий этого мира есть сочленения и уязвимые области.
Но это не помогало.
Дьявол, неужели никто больше не собирался участвовать? Их троих было слишком мало, черной орды – слишком много, даже учитывая, что её напарник выкладывается более чем полностью, кажется, даже изобретя прямо на ходу несколько изящных модификаций.
Всё равно не помогало. Ни парный щит, магия в котором сплелась так накрепко, что уже не различить, чье оно, ни огненный хлыст, ни убивающий лёд, ни филигранные ядовитые удары молний Ренфрида из Бан Глеана, стоявшего против этой дряни дольше, чем они.
И Ренфрид из Бан Глеана, серьезный и собранный, тоже не вытягивал, не держал. И в какой-то момент даже уже стало понятно, что, собственно, можно расслабиться и перестать так тщательно отмерять используемую Силу, – потому что поздно и бесполезно, и стоят они исключительно на силе чародейского упрямства, а любое упрямство имеет свойство заканчиваться, возможно чуть позже, чем закончатся жизненные силы, но все же…
Но черная орда схлынула так же быстро, как появилась. Миг – тьма рассеялась, уступив место обычной для здешних широт ночи, звездной и глубокой, как синий бархат, и совершенно, абсолютно обыкновенной. Почти тихой.
Словно и не было ничего – и только дрожащие пальцы напоминают о пережитом, да еще лежащие на песке тела. Двигаясь словно во сне – слишком сложный день даже для таких, как они, прошедших через разнообразные фантастические коллизии, крепких духом и нервами, и дальше по списку сомнительных регалий – Шеала подошла к одной из недвижимых фигур. Изломанной, неправильной, до неприятного нецельной. Лужа крови на едва фосфорецирующем песке казалась черной.
Это всё напоминало скверный кошмар.
– Истредд. – собственное горло, так хорошо мгновение назад воспроизводившее формулы, сейчас пыталось отказать, до хрипа и кашля. – Что у них с руками?
Глупый вопрос – при свете рискующего с каждым мгновением побледнеть и погаснуть магического огонька было видно, что с руками всё было очень и очень понятно, их не было вовсе. Была только гнусно разделенная плоть, скорее оторванная, чем отрезанная, а о медицинской точности не стоило и говорить.
Как же она не любила мертвечину.
– Кто эти люди? Ренфрид, ты был здесь раньше, откуда они взялись?
Чародей дернул уголком рта – он явно не хотел говорить, и это было отличной чертой, но потом все-таки ответил, очевидно решив, что молчание может сделать только хуже:
– Наверное копатели из местных. Пришли со стороны города.
– А это?
Он раздраженно пожал плечами, отвернулся. Даже при неверном свете было видно, как чародей был бледен, стычка вытянула из него все силы. Впрочем, магистры наверняка выглядели еще хуже – всем следовало отдохнуть, но будет ли эта масштабная акция на сегодня последней?
– Кажется, эти пришли вслед за ними. Тоже из города. – негромко, с трудом добавил он, потом махнул рукой в ответ на предложение о помощи и поплёлся в сторону чародейского лагеря.
Чародейка смотрела ему вслед, избегая опускать взгляд на тела. Было мерзко, было противно, было страшно.
Зябко обхватив плечи руками, она также избегала смотреть на напарника. С одной стороны, стоило извиниться за то, что он оказался втянут в это, с другой – кажется, хотя она могла ошибаться, но ситуация шла только на пользу. Глядишь, еще пара убийств, и повеселеет.
– Сходишь со мной утром в город? Если они притащились оттуда, страшно подумать, что творится внутри, за стенами. – глухо спросила она, делая шаг в сторону от кровавой лужи. Ноги увязали по щиколотку, и стоило, наверное, куда-то в этот песок упасть и передохнуть, им обоим, да только вот беда – коллеги с радостью прикопают. Исключительно ради этого стоило взять себя в руки и продолжать действовать.

В ответ на заданный вопрос Шеала отмолчалась. С коррехидором она не то чтобы особо хотела разговаривать, не зная, чего ожидать – и прекрасно понимая, что такое привычное осознание присутствия рядом с собой хорошего дипломата и умелого переговорщика сейчас рассыпалось мелкими осколками льда.
- Главное, чтобы мы потом смогли спокойно выйти.
В чем чародейка сомневалась. Потому что, даже несмотря на поведение Истредда, стража вполне могла бы их внутрь не пустить. Она подозревала, что приказ относительно этого был не так строг, а вот выпускать кого-либо из этого уже начавшего кипеть котла не стоило.
Где-то здесь был артефакт, и выпускать его в мир было бы большой ошибкой.
- Коллеги не думают, они в этом уверены. Не удивлюсь, кто-нибудь поставит антипортальную блокаду, будем вариться в собственном соку, пока не сдуреем от жары и не поубиваем друг друга.
Шеала присела на покрытый трещинами борт фонтана, судя по цвету – сделанный из песчаника, как и все вокруг. Слишком много песка. Вода была по-мерзкому теплой, мутноватой и несло от неё не пойми чем, но это всё равно было лучше, чем пересушенный воздух.
В голове тоже была пустыня, и чародейка, поразмыслив, принялась неторопливо заматывать белый шарф. При всей её любви к наплевательству на любое мнение кроме собственного, иногда стоило признать – врачу все-таки виднее.
- Нам, конечно, никто не помешает отправиться домой прямо сейчас. – негромко продолжила она. – Разумеется, это вызовет определенные вопросы, снова начнутся подозрения, даже охота, потому что они сочтут, что артефакт у кого-то у нас, но это не такая уж проблема. Проблема заключается в том, что…
Договорить свои прекрасные рассуждения относительно некоторого чувства ответственности, которое Шеала де Танкарвилль так любила на себя взваливать, а также не договорить кое-что, она не успела. Не то чтоб чародейка очень сильно хотела лезть коллеге в душу, но что-то её тревожило – так уж исторически сложилось, что функцию рабочей части стеклореза, а также тарана и осадной башни в их дуэте брала на себя она, и неожиданная смена ролей изрядно нервировала.
И вот это как раз стоило бы озвучить, постаравшись не интересоваться ни душевным здравием – совершенно очевидно, предмет интереса если и пребывает в каком-то из планов, то разве что в демоническом, - ни причинами, приведшими к такому развитию событий. Секрет длительности их плодотворного сотрудничества в какой-то степени заключался как раз в том, что они не испытывали нужды в пристальном интересе к жизням друг друга и ворошении белья.
Стоило бы озвучить – но беседу прервали. Возможно, к лучшему – хотя больные люди это совсем не то, что стоит использовать в качестве ухода от возможных неловкостей.
Стоит отметить, что после того, как чародеи потребовали закрыть город, горожане этому были не так чтобы очень счастливы. Настроение царило нервное – все предчувствовали тяжелые времена. Цены на еду моментально подскочили, что вызвало некоторое количество беспорядков, две драки и одно дерзкое ограбление. Это все можно было узнать, просто пройдясь по одной из улиц – люди, падкие на новости, особенно новости гадкие, передавали вести так громко, что не услышать было невозможно. Стража, совершенно очевидно, не справлялась, бросив все силы на ворота, так что ситуация грозила только ухудшаться.
Но всё бы ничего, если бы не тот факт, что как раз в тот момент, когда чародеи решили сделать передышку у фонтана, к этому самому фонтану не выбежал бы человек, чей вид без преувеличений можно было назвать воплощением безумия. Глаза у него были распахнуты так широко, что можно было оценить идеальность сферы глазного яблока, рот был раскрыт и из него доносились невнятные звуки – такие, какие бы издавал любой здравомыслящий или не очень человек, у которого бы с руками творилось такое.
«Такое» заключалось в том, что эти самые руки, во-первых, приобрели оттенок древесного угля, а во-вторых, судя по жестикуляции, точнее её отсутствию, потеряли чувствительность.
Несчастный, не прекращая издавать горестные крики, окунул руки в фонтан и постарался отмыть черноту, но вода с этим не была способна справиться.
«Проклятье!» - звучало откуда-то слева.
«Чароплеты виноваты!» - возражал кто-то справа.
Чароплеты в лице Шеалы совершенно не могли сообразить, что случилось с этим человеком и что следует с этим всем сделать, но одно было ясно точно –
не колдовать
Она представляла, что может сделать с во всем виноватыми чародеями обозленная толпа, и совершенно не собиралась проверять свои догадки.

Ничего хорошего, и уж тем более «лучшего» в отбытии домой чародейка не видела. Не потому, что было интересно – здесь было жарко и сухо, а это само по себе было ужасающе отталкивающим фактором. И даже не потому, что это вызвало бы реакцию коллег и подозрения самого скверного толка.
Просто Шеала де Танкарвилль очень любила всё контролировать. Так что даже хорошо, что Истредд счел это чем-то… интересным. Удивительное слово для всех текущих обстоятельств.
Бедняга упал и наконец замолк. В собравшейся толпе орали, призывали стражу, всех известных богов и кого-то, кто наведет порядок. Наконец двое добровольцев поволокли тело прочь с площади. Одна из рук при этом надломилась, как прогоревшая ветка, да так и осталась лежать на мостовой.
Чародейка вздохнула, приняла предложенный локоть и подняла глаза на цветущие деревья. Миндаль пах сильно, тягуче и почти приторно сладко, запах тяжелой вуалью застывал в воздухе, и, не сносимый никаким ветром – его здесь попросту не было, - преследовал их до самого дома коррехидора.

- Значит, речь идет об эпидемии. – Шеала озвучила общие выводы вслух, кивком поблагодарив за вино. – Признайтесь, насколько сильно это вышло за пределы госпиталя?
Господин Вернер был хоть и корыстолюбивым и жадным, но все же немного честным человеком, поэтому скрыть этот факт не мог. Также он был человеком прозорливым, не стал юлить и чистосердечно признался сразу:
- Понятия не имею.
И пояснил, видя ответное удивление:
- Госпиталь переполнен. А в бедняцких кварталов с ночи так и вовсе нашли несколько трупов. Чёрных и пересушенных. Там такие трущобы, что наверняка есть ещё, просто их пока что не обнаружили, а смердеть, по сути, нечему, тела что твой уголь. У одного из дохляков не было рук аж до самых плеч, – запоздало припомнил коррехидор, а потом всё-таки полюбопытствовал повторно: - так что с руками? Я не просто так спрашиваю, мне нужно знать.
- Понятия не имею. – точно так же честно за двоих отозвалась чародейка. – Мы видели, как на площади у фонтана умер человек, и у него были почерневшие, иссохшие руки. Ночью, там, снаружи, обнаружились тела людей, лишенные рук, как тот ваш труп из трущоб. Не похоже на совпадение. Либо мы говорим о двух различных заболеваниях, либо способ распространения инфекции…
Она надолго задумалась. Какая-то мысль не давала покоя, но на такой жаре – даже в густой тени было невыносимо, - плодотворно размышлять не удавалось совершенно.
- В общем, вы тоже ничего не знаете. Но это превышает все разумные пределы, поэтому я не могу никому разрешать покидать город. – подытожил господин Вернер.
- Вы же понимаете, что для чародеев этот запрет – не более, чем формальность? – уточнила Шеала.
- Понимаю, - кивнул тот, - но уповаю на ваше благоразумие. Я пошлю человека в госпиталь, постараюсь вызнать, что там с болезнью. Надеюсь, все пошло на спад.

Надеждам коррехидора не удалось сбыться. Череда смертей продолжалась, и речь даже шла о разновидности математической прогрессии. Часть врачебного состава, сославшись на личные интересы и меркнущую по сравнению с возможностью жить сомнительную выгоду своей должности, покинула госпиталь, и рабочих рук отчаянно стало не хватать. Пациенты погибали один за другим.
Человек, отволакивающий тела на пустырь за госпиталем, решил устроить себе передышку и спалить потом всех скопом. На территорию в это время прокралось несколько беспризорников, которым было очень любопытно поглядеть на черные головешки, в которые превратились трупы. Один из них скончался через час, еще двое до сих пор терзались в агонии. Тот, что умер первым, иссох полностью, у оставшихся почернели предплечья и половина плеча. Сестры милосердия не знали, что делать со свалившейся на них бедой, и вместо помощи умирающим – не только бесполезной, но еще и, совершенно очевидно, для них опасной - истово молились Великому Солнцу.
Великое Солнце равнодушно пожирало объятый паникой, беспорядками и этой черной чумой город.

Ночь здесь, как и везде на Юге, падала подобно тяжелому парчовому занавесу, быстро и тяжело. Сразу же после захода солнца стало зябко. Шарф на голове, к вечеру потемневший вслед за небом, стал прикрытием не только от солнца и чужих взглядов, но и хоть какой-то защитой от холодного ветра.
Если тот и был южным, то это был какой-то очень плохой юг.
Ещё к вечеру начало колотить, но времени даже подумать о том, что не пристало, не к лицу и все эти прочие глупости – не было. Ещё к вечеру стало по-настоящему страшно, потому что на ногах они держались каким-то чудом, а умирать всё не хотелось.
В движении – жизнь, ведь так?
Так вот, - отчаянно - хотелось жить.

- Климат с каждым годом меняется, – предположила чародейка, едва не споткнувшись, ей пришлось тяжело опереться на локоть коллеги, - и, вполне возможно, раньше здесь было море, а в горах лежал снег. Он и сейчас там лежит, немного… просто солнце становится злее, атмосферный слой – тоньше, ты же знаешь, пустыня с каждым годом продвигается всё дальше, и стоит предположить…
Разговор был бессмысленным. Слегка. Посреди охватившего город безумия, пожаров – жгли мертвых, жгли живых, всё вокруг пропиталось пеплом и отчаянием, а дым жёг лицо, заставлял глаза слезиться и забивался в волосы. Разговор был чем-то таким, за что можно было уцепиться, чтобы не дать панике захватить ещё и себя, не сойти с ума – потому что кто, если не они?
Совершенно очевидно, что в том, что это началось, были виноваты именно чародеи и их самоуверенность. Жаль только, что из всех присутствующих в этом месте членов Братства искупать последствия этой ошибки отважились только трое.
- Здесь так не хватает моря. – выдохнула чародейка. У неё не было с собой ни волн, ни снега – только огонь, которого и так в городе было слишком много. И совсем не было сил.

Шеала сначала заметила только одну тварь, а потом вдруг поняла – их больше. Больше десятка. Они были темнее, чем эта дурная ночь, и их тела совершенно не отражали огни, которыми расцветал город, и оттого казались дырами в материальном мире.
Они словно ждали сигнала к атаке. Уцепившись чёрными провалами, которые заменяли глаза на золотых масках, они вытянули шеи, следя за магией, и когда та сплелась во что-то, что может причинить им вред…
Это, наверное, напоминало поведение стаи диких городских котов. Злых, голодных, готовых драть до смерти. Они даже, кажется, шипели. И визжали – но за день уши устали от человеческих голосов, ругани и криков так, что не могли воспринимать больше ничего.
Но о милосердном выпадении из этой инфернально ужасной действительности было нечего мечтать – по крайней мере до тех пор, пока они не поймут, отчего началась эпидемия и как её остановить. И эти твари ворвались в город не просто так.
На опустевших, покрытых трупами улицах, кроме чародеев, ещё кто-то был, но люди настолько погрузились в страх за собственную жизнь, что появление черно-золотых чудовищ никто не счел чем-то неестественным. Пожалуй, это так и было – закономерное развитие событий. Вчера ночью чародеи натолкнулись на чудовищ, стоящих над обезображенными трупами без рук – это была первая жатва загадочной хвори, и, совершенно очевидно, сегодня жнецы пришли, чтобы забрать что-то, что…
Они охотятся за артефактом?
Мысль была такой отстраненной, что даже было странно её такую думать – посреди воцарившегося на улице безумия, едва удерживая в руке огненный бич и чувствуя, как по щиколоткам метёт колкий сухой иней.
Если его найти и вернуть им – как думаешь, это прекратится?
И потом, ещё, странное осознание того, что
и почему мы вообще еще живы
Хотелось бы надеяться, потому, что они ещё могли что-то сделать. Пусть это и заключалось в том, чтобы жечь, морозить, держаться спина к себе и пытаться – снова – всего лишь протянуть до утра.

Боги позабыли про это место. А может, у тех, кто еще оставался на ногах, слишком недоставало веры.
Оставалась только воля – усмирять дыхание и разрывающую надвое грудь боль, удерживать в холодном спокойствии разум, готовый утонуть под инфернальным и потусторонним ужасом, не упасть, вырвав из крепкой хватки ладонь, не сдаться.
Нет, нет, не может этого быть.
И сколько же у них, в таком случае, оставалось времени до тех пор, когда не останется сил на колдовство? Всему был свой предел, так что не так уж и много. Едва ли до рассвета. И, наверное, иссыхать заживо очень больно.
Истредд говорил – что-то безумно логичное, нащупывал дорогу среди этого кошмара, прорывался боем сквозь иссушенную темноту, чародейка заставляла себе слушать и вникать, отбросив всё то, что было вокруг. И что-то в его словах ещё было неправильное, чего не должно было быть, но эту неправильность следует отложить на потом, потому что одновременно она являлась ещё и выходом из кошмара.
Хотелось очнуться и понять что это все – всего лишь навеянный обмороком дурман, подняться и распечь адептку за неумение наколдовать пинту холодной морской воды. Здесь так сильно её не хватало. И как же они смогут что-то сделать, если сила ушла вслед за водой?
А камень… камень не помог бы. И оба это знали.
Зарево отбрасывало оранжевые отсветы на иссушенные камни, а длинная тень, протянувшаяся по покрытой копотью мостовой, неспокойно и нервно плясала, словно ещё одна вырвавшаяся из нездешних планов тварь.
За спиной был только огонь, и ничего больше не было кроме него и темноты, молчаливо наблюдающей за ними десятками глаз.
- Ты знаешь, как это сделать? Не думай о силе, просто скажи, знаешь? Сможешь? – в этой наступившей тишине даже самое тихое и спокойное слово звучит набатом. И слышно, как на соседней улице с треском ломаются и падают прогорающие балки.
Пожалуй, что-то в свое время она упустила. Пожалуй, она совершенно не хочет знать, как наверстывать упущенное – и откуда коллега принес это с собой. Это могло стать спасением, значит, это было рационально и разумно, и к чему делать вид, что никто ничего не слышал?
Времени на церемониал не было, хотя магические науки, несомненно, требовали академической точности и уважения к приобретенному багажу знаний. Выровняв спину, госпожа де Танкарвилль приобрела такой вид, словно проводила показательный практикум для адептов в Риссберге. Ну и что, что сейчас в качестве зрителей – несколько десятков тварей из другого мира, желающих сожрать всю магию, что у них была, желающих и боявшихся её одновременно? Магия была их природой, а силы… только руку протяни.
- Начинай.
Воды не было. За спиной был только огонь, много огня. И, в очередной раз рассказывая адептам о коварстве этой стихии, рефлекторно оглаживая снова гладкую и прохладную кожу рук, Шеала очень хорошо знала, почему к ней нельзя обращаться. Но иногда не было другого выхода.
Если тебе удастся… если хватит силы воли… подержи меня, пожалуйста. Хоть немного.
Колдовать. Жить. Остальное излечивается.
Безмятежно улыбнувшись, она упала в это и сразу же утратила себя. Огонь сжирал разум почти дотла, но того, что оставалось, было достаточно для того, чтобы осторожно, горстью, выливать полученное могущество, - уже неопасное, но всё так же бьющее плотным и мощным ключом, - прямо в протянутые руки.
Просто сделай это, прошу. Нам нужно жить.

Было безумно тяжело. Разум истлевал, подобно подожженному плотному листу бумаги, медленно и неотвратно, и не было достаточно ни рук, ни сетей, ни даже очень крепких уз. Безумно тяжело удерживаться на грани, не прерывая щедрого потока и каким-то чудом не сваливаясь в окончательное и бесповоротное безумие – нельзя, в конце концов, не ей здесь тяжелее всего, нельзя проявлять слабость.
Удержи, удержи это всё, пожалуйста
Наверное, быть сильной не удалось – воздух вдруг стал таким горячим, что, кажется, она уже и дышала огнем, и легкие должно было вскоре разорвать, а может, до этого бы не успело дойти, потому что они бы быстрее истлели и превратились в пепел… но вдруг ей дали глоток прохладного воздуха, забрав за собой огонь.
Так внезапно и так странно.
Так надо.
На вкус он был соленым, как море, из которого ушла вся вода. Нет, даже не так – он сейчас и был морем. Для магистров, познавших магию настолько, чтобы хотя бы на время стать воплощением стихии, она стала спасением и возможностью жить. Парадоксально было даже не это, а то, что они не ослабляли друг друга - и пожалуй, на эту тему можно было написать диссертацию. Можно было бы, если бы об этой истории стоило вспоминать.
Но не стоило. И Шеала ещё много лет не вспоминала, и много же лет о ней не говорила – потому что слишком страшным было то, что творилось тут, и то, против чего было так сложно стоять. Это не хотелось вспоминать.

Последнюю горсть пришлось зачерпнуть уже не из стихии. Впрочем, по жилам уже и так текло пламя, пламя было везде – горела кожа, горело под веками и в горле, и кровь, щедро хлынувшая на подбородок, тоже была слишком горячей. Но, кажется, этого хватило – смерть покачнулась, а он - удержал.
Только тогда Шеала позволила себе упасть, - аккуратно, не приведи боги сбить хотя бы один из завершающих пассов, - кажется, разбив ладони о мостовую. Едва удалось поднять голову – но она подняла, чтобы суметь заглянуть в глаза смерти, которая исходила. Исходила страшно и мучительно, пытаясь напоследок утянуть за собой как можно больше воды и жизни, но всю ей было не унести.

Ренфрид из Бан Глеана молчал. Молчание это было довольно выразительным, а еще он горстью зачерпывал теплую, не очень хорошо пахнущую воду и лил её на лица. От этого пришлось очнуться – со слабой руганью.
Даже удивительно было – способность говорить, способность двигаться и дышать. По всему выходило, что после всего произошедшего им предполагалось быть как минимум в глубокой коме, но как обычно, что-то пошло не так.
- Вода возвращается. – сообщил Ренфрид, отворачиваясь и глядя куда-то над черными крышами, на небо, всё еще закопченное и покрытое шлейфами дымов, но намного более синее, чем можно было бы ожидать от рассвета после такой ночи. Оно было, пожалуй, как море, соприкоснувшееся с огнем.
Вода и вправду возвращалась – несмело и неохотно, вновь заполняя свои подземные русла глубоко под камнем и песком, на которых стоял город. Чуть подрагивала пока ещё робкая сила, возвращающаяся вслед за водой.
- Cuach знает, что это было, - продолжил Ренфрид, всё так же в пространство, - но пожалуй, я ничего не видел и не хочу знать.
Шеала с благодарностью кивнула. Чародей из Бан Глеана, судя по всему, очень хорошо умел молчать.

- Что произошло? – допытывался Феркарт.
- Понятия не имею. – отозвалась Шеала, с безмятежным выражением лица оправляя снежно-белые перчатки на руках. Кожа горела.
- Директивы Риссберга предполагают расследование, - занудно продолжил собеседник, - я обязан всё проверить и при наличии подозрений на применение…
- Я понятия не имею, кто применял эти заклинания, подумай сам – я? Вызвала гения с помощью астролябии. Или нет, знаю, это был Истредд, точно! Целитель. Хирургическая демонология, гоэтическое акушерство. Самому не смешно?
Чародейка сощурилась, поднялась:
- Не заставляй меня злиться, Феркарт. Занимайтесь расследованием, чем угодно, выясняйте личность неизвестного гоэта, а с меня достаточно. Премию от Капитула прошу выдать векселем ковирского или реданского банка, потому что если бы не мы – тут бы половина передохла.
Феркарт проводил её уставшим и недовольным взглядом, но останавливать не стал.