- Никакой совести, - прохладно заметила Шеала, скомкав и бросив одеяло на пол. Была мысль скормить его коронеру целиком – после того, как все расскажет, разумеется, но, возможно, смерть головой в камине будет более справедливым концом.
Чародейка наклонилась над удерживаемым заклинанием мужчиной – выглядит эффектно, нужно будет потом у Филь выяснить формулу этой изысканной формы – и безэмоционально огладила ладонью изборожденный морщинами лоб.
- Будет немного больно, - почти ласково произнесла она, прикрывая глаза.

При взаимодействии таких чародеек, как они, следовало помнить о том, что понятие дружбы достаточно иллюзорно, а про доверие нужно время от времени вспоминать, а то оно исчезает куда-то само, поэтому Шеала, поднапрягшись, просто заставила его говорить вслух. Вскрыть воспоминания было бы быстрее, но не настолько надежно, если уж говорить об этом чародейском взаимодействии.
- Я отвлекал вас, - послушно начал он, подчиняясь беззвучному приказу, - пока мой господин заканчивал свои дела.
- Что ты знаешь об живых мертвецах с печатями?
- Мало, - его губы едва шевелились, глаза с сузившимися зрачками не моргали, по лбу на висок скатилась первая крупная капля пота. Шеала мученически поморщилась, не открывая глаз, - меня не посвящали. У меня нет таланта. Он сказал…
- Неважно. Откуда брали материалы для опытов?
- Покупали людей. Были… - он попытался сжать челюсти, но все же говорил, - особые люди, которые брали пленников. Нищих, проституток, девиц, сбежавших из родительского дома. Тех, кто узнал… некоторых студентов, кто пытался бросить обучение после посвящения.
- Сколько всего было специалистов, кроме твоего господина и Ирмы Вернер?
- Трое старших, - помусолив губы, наконец ответил коронер, - врачей. Ещё один чародей.
- Твой хозяин – чародей? Кто ещё был причастен?
Коронер назвал несколько имен, среди которых чародейки с неприятным чувством опознали одного из сотников городской стражи и пару господ из городского совета.
Шеала слизнула первую каплю крови, скатившуюся на лишившиеся краски губы. Обновить помаду этим вечером было решительно некогда.
- Как зовут твоего господина?
- Рикерт.
Шеала бросила настороженный взгляд на Филиппу. Тот ли это Рикерт, которого они хорошо знали, или просто тезка? В совпадение поверить сложно.
- Где его найти? – наконец задала вопрос чародейка.
Коронер вдруг ещё сильнее выпучил глаза и дернул руками, пытаясь вырваться.
- Где его найти! – с нажимом повторила Шеала, снова прикрывая глаза и кривясь так, будто пыталась удержать ладонями небесный свод.
- У западных ворот, - проговаривая каждый звук так, будто ему что-то давило на горло, наконец ответил коронер, - у западных ворот… вход… у набережной…
Из уголка его рта щедро потекла слюна, а взгляд утратил осмысленность.

- Спасибо. Милый сувенир.
Шеала запрятала статуэтку за пазуху, вздрогнув от укола остаточной магии, растворяющейся в пространстве. Они с Филиппой порядочно набегались этой ночью, устали и измотались – так что чародейка не была уверена, что коронеру когда-то будет суждено снова быть в порядке. Малейшая ошибка при зачаровании, неточность или небрежность, невовремя дрогнувший уставший палец – и потом при декомпрессии человек превращается только в кусок обезвоженного фарша.
Ну, тем приятнее мысль о том, что проверять не придется никогда.
Они снова вышли в снег и ночь – если бы не крыши домов, то наверняка над горизонтом уже была бы различима бледнеющая кромка зарождающегося рассвета. Фонари не горели, разбойники уже спали по домам, а те, кто не спали, спешили убраться с дороги двух одиноких путников, идущих так, как по ночам не ходят – без малейшей опаски.
Набережная заледенела и покрылась за ночь инеем и невысоким слоем сухого снега, скрипящего под подошвами.
- Где он говорил, эта дверь? Похоже, сюда.
Лёд скользит под каблуком, это не вызывает даже легкого оттенка досады – Шеала сосредоточена на цели их путешествия и слушает окружающий мир, выискивая малейшие следы колдовства. На хиленьких с виду, но оказавшихся удивительно крепкими дверках, ведущих к стокам, висят довольно сложные чары – одни, вторые, потом печать, задержка вызывает глухое раздражение.
За дверью – дурно пахнущие коридоры, потом отчищенная, почти светящаяся в темноте белизна мраморных эльфских ступеней, признак того, что они стоят на верном пути. На стенах – другие печати, бледно мерцающие под внутренним магическим зрением, Шеала, идущая следом за Филиппой, просто ведет по стене рукой, оставляя подкопченный след, и контуры рвутся один за другим. То, что ты когда-то присутствовал при рождении этой ветви магии, признанной немногими, считающейся в лучшем случае бесполезной, в худшем – опасной, и подвластной далеко не всем, но от этого не менее самостоятельной, дает какие-никакие привилегии.
Потом чародейка останавливается на мгновение, почувствовав возмущения магического пространства – река за стеной мерно несет силу в своих волнах, и невидимый пока что чародей, почувствовав, что за ним пришли, готовится к сражению.
Мертвец, на которого она поставила метку, находится все ещё в своем стойле, и это не может не радовать. О чем-то таком, очень радостном, она говорит в пространство, когда за очередным поворотом начинает брезжать свет – его торопливо гасят, а потом темнота расцветает вспышкой заклинаний.
Чародейки к этому, конечно, оказываются готовы.
- Здравствуй, милый, - улыбается Шеала в темноту и выверенным движением правой руки хлестко бьет огненным бичом по мордам мертвецов, неожиданно – по мнению создателя – прыгнувших на них из темноты. Сразу с двух сторон, но щит, на мгновение проявившийся и озаривший своими алыми искрами перекошенное гримасой ярости лицо чародея, торопливо отступившего в темноту, выдерживает удар. Сомнений нет никаких – это действительно их старый приятель.