Визит Ваттье де Ридо застал врасплох весь преподавательский состав Академии: поднятые почти по тревоге слуги спешно убирались везде, куда только могли дотянуться - даже те уголки, в которые давным-давно не заглядывали самые пронырливые ученики; и наставники нервно инструктировали студентов - с господином в черном мундире вести себя исключительно вежливо, лишнего не говорить, желательно - не говорить вовсе и вообще не попадаться на глаза. Дисциплину соблюдать неукоснительно, императора любить подчеркнуто. Все понятно?
Господа студенты судорожно кивали, поневоле заражаясь нервозностью преподавателей, и за недолгое время пребывания Ваттье в стенах Академии слухи успели поползти самые разные. Всем было ясно, что это как-то связано с недавним покушением на императора: говорили, что в Лок Грим де Ридо привели поиски сообщников предателя - судачили, что те или уже найдены, или вот-вот будут раскрыты; сплетничали также о том, что теперь и без того недружелюбная к чародеям власть от них отвернется вовсе, ужесточит устав и станет сурово наказывать за любые его нарушения; и совсем шепотом передавали из уст в уста самое пугающее предположение: что если виконт Эиддон прибыл в Академию... чтобы ее закрыть?
- Превратят Лок Грим в тюрьму, - пугал без пяти минут выпускник стайку первокурсников, и сам невольно пугался своей речи, - и нас всех закуют в двимерит. Все из-за этого проклятого психа, что напал на Его Величество.
Шефа имперской разведки встречала сама госпожа ректор, Хильда ван Йоостен - прекрасно владевшая собой, она выказала лишь легкое и вполне закономерное удивление нежданному визиту; Ваттье, в свою очередь, рассыпался в извинениях - стоило оповестить о своем прибытии, но дела, работа, госпожа ректор, как чародейка занятая, должна понять.
Ему устроили скомканную и совершенно бесполезную экскурсию по и так вполне знакомым помещениям Академии - в основном для того, чтобы отвлечь шефа разведки от стихийно затеянной уборки; и де Ридо, вполне понимая мотивы госпожи Хильды, покладисто слушал сбивчивый рассказ ее ассистентки о последних достижениях здешних чародеев, но изображать заинтересованность даже не трудился.
Ректор видела скуку во взгляде шефа разведки и нервничала еще сильнее. "Он что-то замышляет, - думала она, - Солнцем клянусь, он что-то замышляет. Неужели это из-за аэп Ллойда? Но что он мог узнать? Проклятье, трижды проклятье!"
- У вас... есть какие-то дела в наших краях? - как бы между прочим осторожно осведомилась госпожа ван Йоостен, когда экскурсия была окончена.
Де Ридо пожал плечами.
- Отнюдь. Я здесь с частным визитом.

- С частным визитом, - бурчала потом ректор, раздраженно перекладывая бумаги на столе, и ее ассистентка сочувственно кивала каждому слову магистра, - знаю я эти его частные визиты. От его частных визитов люди умирают.
Словом, в "частный визит" шефа разведки не верил никто - кроме, пожалуй, той, ради кого этот визит совершался; иравда состояла в том, что Ваттье де Ридо действительно были глубоко безразличны госпожа ван Йоостен, ее подчиненные, студенты, неукоснительное соблюдение ими дисциплины, толщина слоя пыли на каминных полках и год основания Академии; а пуще всего виконт не желал сейчас думать об аэп Ллойде, заговорщиках и злосчастном покушении, мысли о которых отравляли ему все последние дни.
Ваттье де Ридо, шеф имперской разведки, вопреки наветам недоброжелателей все-таки был человеком, а людям, увы, свойственно уставать - и оттого Ваттье де Ридо, шефом имперской разведки, сейчас владела нетипичная для него меланхолия; а безотказный способ развеять ее он давно знал один.
Поехать к Кантарелле, естественно.
- Солнышко, - сдержанно приветствовал он Картию, стаскивая с рук перчатки, - ты чудо, как хороша.
За их встречей ассистентка госпожи ван Йоостен наблюдала с высоты главной башни: украдкой выглядывая из-за тяжелых гардин, она полушепотом описывая все происходящее наставнице так, будто де Ридо мог услышать ее из внутреннего двора Академии; и госпожа Хильда нервно мерила шагами свой кабинет.
- Предложил ей руку... куда-то уходят... шпионка она его, Солнцем клянусь! Вдруг она что-то вынюхала?
- Пойдем куда-нибудь отсюда, солнышко, - говорил во дворе ниже своей спутнице Ваттье де Ридо, - пока госпожа Йоостен не проглядела во мне дырку. Показывай, как ты живешь.

Отредактировано Ваттье де Ридо (25.09.2017 19:52)

Предоставленной возможностью Ваттье воспользовался незамедлительно и с благодарностью - зажмурившись, спрятал лицо в сладко пахнущем кружеве и замер так на несколько мгновений, позволяя все еще непривычному чувству горячей волной прокатиться по груди.
- Я тоже скучал, солнышко. - странным голосом произнес он. - Хотел тебя увидеть.
И самым удивительным в этой истории было то, что де Ридо не лгал: прочь из столицы, подальше от нервного Эвертсена, докучливого Совета, ворчливых генералов, занудного секретаря с его бездонной сафьяновой папкой, из которой он по какому-то волшебству - не иначе - постоянно выуживал все новые и новые документы, Ваттье гнало вполне человеческое желание увидеть ту, в чьем присутствии становилось немного легче, и, вопреки всем подозрениям госпожи ван Йоостен, никакой другой объективной причины визита виконта в Академию не было.
Но чтобы поверить в это, следовало предположить, что виконт способен испытывать привязанность; а госпожа ван Йоостен полагала себя чародейкой весьма мудрой и опытной, а потому в сказки не верила.
Ваттье отстранился.
- Тогда едем прямо сейчас, - сказал он, - к вечеру уже будем в Эиддоне. Иногда мне кажется, что Его Величество пожаловал мне эти земли с каким-то умыслом.
Перед отъездом Ваттье виделся с графиней ван Гёльдерн.
Та по обыкновению пребывала в крайне дурном расположении духа, но де Ридо уже привык к эпатажной манере общения Ее Светлости, и терпеливо дожидался, пока она отыграет спектакль и перейдет к сути визита. Перешедшая к сути графиня выглядела неожиданно серьезно для дамы, что несколько минут назад швырялась перчатками и заламывала руки, и казалась почти усталой - Ваттье выслушал ее не перебивая, поблагодарил за сведения и, когда чародейка уже собиралась уходить, окликнул ее так, будто забыл уточнить какой-то рабочий вопрос.
- Послушайте, госпожа Лливедд, - сказал он, - говорят, вы пережили своего мужа. Как оно?
Графиня на мгновение замерла в удивлении, бросила на шефа разведки долгий пронзительный взор, а потом насмешливо дернула уголком рта.
- Я не пережила. - сухо ответила она.
И скрылась за дверью.
И ее слова отравляли ему сейчас и мед, и шоколад, и апельсины; и невесомое прикосновение на виске, и тихий шорох гравия под туфелькой.
Госпожа ван Йоостен провожала высокопоставленного гостя, будучи твердо уверенной в том, что он пришел к каким-то в корне неверным, но ужасающим выводам и отбывает обдумывать достойный ответ, который наверняка будет стоить ей поста. Еще три недели после этого госпожа ван Йоостен будет распечатывать все письма из столицы дрожащими пальцами, нервно пробегать строчки писем и облегченно выдыхать, не обнаруживая ничего ужасного; потом несколько успокоится, а потом и вовсе позабудет о странном визите шефа разведки, списав его на какую-то шпионскую причуду; но даже тогда ей не придет в голову простая и очевидная правда.
“Наверное, к лучшему”, - размышлял де Ридо, помогая Кантарелле сесть на лошадь.
“Наверное, это хорошо”, - думал он, заглядываясь на нее, поправляющую выбившийся из прически локон, - “если никто не верит в наличие у тебя слабостей, на них невозможно сыграть”.
“Забрал свою шпионку, и слава Солнцу”, - думала госпожа ректор, учтиво кланяясь отбывающему виконту, - “а та хоть бы вид делала, что учится приехала. За дураков нас держат… или задумали что-то?”

- В столице все плохо, - покачивавшийся в седле Ваттье даже не пытался смягчать формулировки.
Заговорил он не раньше, чем они на порядочное расстояние отдалились от ворот Академии: со старой лисицы ван Йоостен сталось бы попытаться подслушивать Ваттье, ибо при всей ее самоуверенности любопытство в ней всегда пересиливало осторожность.
И это хорошо.
Де Ридо и Картия неспешно двигались в сторону переправы через Альбу: лошади шли шагом, и день едва начинал клониться к вечеру: воздух постепенно наполнялся прохладой, вытягивались тени и рыжели запутавшиеся в листьях солнечные лучи.
- Ты, наверное, слышала, что Его Величество отбыл в действующую армию, оставив страну в руках супруги - так вот, это ложь. Он пропал. Отправлен Солнце знает, куда бывшим главой Бюро Особых Расследований. Нам удалось сохранить это в тайне, но среди посвященных царит форменная паника. Ее Величество держится… неожиданно хорошо, но всем ясно, что она - не правитель. А я, - не удержался Ваттье, чтобы не ввернуть жалобное, - не спал двое суток из-за кадфы, которую варит мой секретарь. Чертово зелье, надо проверить его на некромантию. Мертвеца оно наверняка поднимет.

Его милость с трудом оторвал тяжелый взгляд от Кантареллы, несколько мгновений сверлил им своего управляющего, отчего тот съежился, ожидая, видимо, вспышки непредсказуемого виконтского гнева, а потом коротко кивнул.
- Хорошо. - сказал Ваттье. - Подавайте ужин.
Подданные господина виконта были готовы к его визиту примерно настолько же, насколько готова к нему оказалась администрация Академии, поэтому когда де Ридо и его "личный секретарь" въезжали под своды замка, внутренний двор был полон нервно снующих людей, лихорадочно приводивших в порядок все, что реально было в него привести: две барышни поспешно мели брусчатку, на конюшню закатывали два отломанных колеса, и двое рослых детин почему-то крадучись тащили в сторону людской огромную деревянную лохань. Де Ридо задумчиво пронаблюдал за их тщетной попыткой спрятать , а потом со вздохом спешился и протянул руку Кантарелле, помогая и ей спуститься на землю.
- Что у вас тут такое творится? - буркнул виконт, и вопрос его прозвучал как-то особенно сердито.
У управляющего забегали глазки.
- В порядок все приводим, Ваша Милость.
- А почему приводите, а не содержите?
- Виноваты, Ваша Милость.
Ваттье поморщился: велик был соблазн выместить раздражение на управляющем, который, по всей видимости, хорошую выволочку еще и заслужил; но  начинать пребывание вроде-как-дома с ругани сейчас не слишком хотелось - сдерживало ли де Ридо присутствие Кантареллы или застарелая усталость, только продолжать беседу он не стал - неопределенно махнул рукой, предложил Картии локоть и направился к дверям, игнорируя многочисленные поклоны.
- Полюбовница, - безошибочно определила кухарка, со шпионским (куда там самому де Ридо!) прищуром наблюдавшая за господином и его спутницей.
В своих собственных владениях виконт Эиддона бывал непростительно редко: долгие отлучки из столицы представлялись для шефа разведки непрозволительной роскошью, и виконтство де Ридо воспринимал в основном как источник стабильного дохода для человека, которому жалование казалось чересчур скудным. В вопросах ведения имуществом Ваттье целиком и полностью полагался на управляющего, считая того человеком достаточно разумным, чтобы не пытаться обманывать главного шпиона империи; приход с расходом, впрочем, при этом не сводил - в основном от отсутствия времени и каких-либо способностей к экономике. Над последним не уставал зубоскалить Эвертсен, называя шефа разведки то "нестяжателем", то "бессребренником" и пророча Эиддону скорое разорение, но Эиддон, вопреки мрачным прогнозам казначея, кое-как стоял и кое-что приносил - явно не те деньги, что мог бы, но в этом Ваттье видел в первую очередь свою вину и невозможного от управляющего не требовал.
Для свершения невозможного у него имелись специально обученные люди.
Ужин, по всей видимости, радовал хозяина этих земель тем, что поварам удалось найти за то время, что прошло от момента получения вести о скором прибытии виконта; а времени у них было немного. Ваттье задумчиво оглядел небогатый стол, досадливо дернул уголком губ - управляющий, видя гримасу господина, опасливо подобрался - а потом махнул рукой.
- Несите ко мне в кабинет.
- Все?
- А тут будто много всего? Неси давай. Хотя стой! Половину оставь. Готовь купальню для госпожи, туда отнесешь.
При упоминании о купальни управляющий как-то странно побледнел, но кивнул; Ваттье, ничуть не смущаясь его присутствия, сухо поцеловал Картию в лоб и осторожно сжал пальцами маленькую ладошку.
- Иди, отдохни с дороги, - сдержанно проговорил он, - я знаю, что ты любишь. Потом приходи ко мне в кабинет. Поговорим.

Ваттье ответил не сразу: его мастерство здешних стекольщиков буквально лишило дара речи, и творение их виконт разглядывал настолько пристально, что внимание его не смогла отвлечь даже сбросившая платье Картия, обыкновенно с легкостью отвлекавшая шефа разведки от совершенно любого занятия. Вовремя выглянувшее солнце будто по заказу наполнило светом окна, и засиявшие витражи сделались почти объемными - на каждом из них свивались в причудливых позах обнаженные тела; преимущественно - мужские и женские, лишь со среднего на Ваттье многозначительно поглядывали две лукавые бесстыдницы, и неуместный в купальне занавес в дальнем углу предположительно прикрывал что-то, чего де Ридо видеть наверняка не хотел.
И еще меньше желал знать, кто подобные вещи видеть хотел.
В его доме.
- Ты купайся, солнышко, - сухо высказался Ваттье, придирчиво разглядывая аппетитные формы бесстыдной прелестницы, - а мне все-таки нужно поговорить с управляющим.

На что надеялся управляющий, де Ридо представлял плохо: предсказать удивление господина от неожиданной реновации в купальне было несложно, и будь сам Ваттье на его месте, изобрел бы сотню выдумок, почему виконту ее посещать не стоит - но управляющий то ли не обладал фантазией, а то ли умом, то ли природа обделила его всем сразу, включая инстинкт самосохранения, потому что при виде раздосадованного господина он даже не пытался бежать, но сделался весьма печален и покорен судьбе.
- Так для вас же старались, Ваша Милость, - уныло блеял он, не поднимая глаз, - для вас и госпожи молодой... Думали, понравится вам...
- Ты за идиота меня держишь?
- Никак нет, Ваша Милость... Да нехороши витражи что ли? Лучшие стекольщики в виконтстве делали.
- Ты дурака валять бросай. - доверительно посоветовал де Ридо управляющему. - Сколько денег на эту дурь ушло, признавайся? Воровал?
- Солнцем клянусь, все до копейки в дело пошло. В расходных книгах все записано, Ваша Милость. Да только мы же... для вас же... и молодой госпожи... Приезжаете вы, а тут красота такая... Нехорошо вышло что ли?..
Ваттье страдальчески стиснул виски ладонями.
- Пороть. - безжалостно вынес он вердикт. - На конюшню и пороть. Пока он не удумал мне в кабинете срамные гобелены повесить. Чтобы я приехал, а там красота такая.

- Я всегда думал, солнышко, - получасом спустя досадливо жаловался Ваттье Кантарелле, раздраженно стаскивая рубашку, - что владения нужны, чтобы приносить деньги, а не головную боль. Все так жаждут земель и титулов, что это просто не может быть плохой вещью, правда ведь? И никто никогда не думает о том, что вместе с землей тебе достаются несколько сотен беспросветных идиотов, с которыми нужно иметь дело!
Рубашка улетела в противоположный угол купальни; виконт шумно выдохнул и виновато взглянул на Картию.
- Вот же олух, ну. Вода еще теплая?
Вода была теплой; вино - холодным, а Картия - восхитительной, и это несколько примеряло де Ридо с обстановкой зерриканского вертепа, в который превратилась его собственная купальня. В какой-то одурманивающе приятный момент он уже готов был простить управляющему и воровство, и витражи и недостаток ума просто потому, что удовольствие делало Ваттье добродушным, и мысль о том, что пока он тут обнимает первую красотку империи, кого-то секут на конюшне почти заставляла его стыдиться.
Потом и о том как-то позабылось.
- Очаровательная сорочка, солнышко, - мурлыкал виконт, с прищуром глядевший на брошенную под лавкой кружевную рубашку, накручивая на палец сводобной руки золотой локон, - метиннское кружево?

Поименованный "Пупсичком" поднял страдальческий взгляд на Кантареллу: шеф имперской разведки в данный момент бесхитростно блевал в углу под томными взорами содомитов, и неизвестно, было ли тому причиной в десятый раз наколдованное Очищение, мысль о том, в чем они оба только что по незнанию побывали, или, собственно, томные взоры содомитов. Ваттье разделял одновременно гнев Картии и ее разочарование от прерванного удовольствия, но в данный момент не имел сил его активно поддержать и только махнул рукой, когда ван Кантен потребовала лицензию на убийство.
- Можно, - щедро разрешил господин этих земель, - солнышко. Если захочешь, можно даже четвертовать. Вообще тут где-то была пыточная, но я уже не уверен, что они и ее не превратили в нечто непотребное, так что предлагать не буду.
На самом деле, характер чертовщины виконт уже примерно себе представлял, и теперь его интересовали исключительно масштабы происходящего и глубина дна, на которое опустилась его репутация в результате действий его же подданных. Кем бы ни были гости, пользовавшиеся купальней до них, срамные витражи не оставляли сомнений в том, что они тут не первые, и тайной оставался лишь вопрос о том, меркантильные или альтруистические мотивы двигали управляющим, когда он организовывал из хозяйского замка притон. Иными словами брал ли он с посетителей деньги или желал заработать легкую славу и почет среди друзей - и Ваттье в уме уже прикидывал, сколько плетей к наказанию добавляет каждый из вариантов.
Злость де Ридо была какой-то странной, несколько удивленной, будто бы: раздражение виконта перекрывалось ощущением какой-то нереальности происходящего, появлявшимся у Ваттье время от времени, но еще никогда не бывавшим столь сильным - ему сейчас казалось, что он вдруг сделался главным персонажем какого-то дурацкого анекдота:"Приезжает шеф разведки в свой замок, а там..."
Виконт Эиддона некуртуазно вытер губы рукавом.
- Иди, солнышко, - сказал он, - повари, а я пойду пообщаюсь с подданными.

Подданные желанием общаться не горели - доносившиеся с конюшни вопли управляющего, особенно хорошо слышные в зале, выбранном Ваттье для стихийного собрания слуг, настроили их на какой-то печальный лад, и оттого присутствующие прятали глаза, пока де Ридо, по-императорски закинувший ноги на подлокотник, разглядывал их нарочито скучающим взором.
- Ты, - наконец выцепил он из толпы особенно усердно отводящего взгляд детину, и тот вздрогнул, поняв, что виконт обращается к нему, - как тебя зовут?
- Мартен, Ваша Милость.
- Кто таков?
- Конюх, Ваша Милость.
- Чудненько. В доле?
- Никак нет, Ваша Милость.
- Почему?
- Не взяли, Ваша Милость. - простодушно пожал плечами конюх.
Толпа слуг успела понять последствия оговорки Мартена раньше, чем он сам, и по ней прокатилась волна ропота, разбившаяся о непроницаемое выражение лица де Ридо - тот выдержал театральную паузу, а потом устало вздохнул и помассировал пальцами переносицу.
"Сколько лет", - думал Ваттье, - "сколько лет, а человеческая глупость тебя все так же огорошивает".
- Иди на конюшню, Мартен, задай лошадям овса. Ты, - ткнул он пальцем в следующего, - кто...
- Не взяли, - поспешил воспользоваться спасительной фразой слуга, но восторг на его лице угас, едва тот встретился взглядом с Ваттье.
Взор виконта обещал, что дальше легко не будет: ответа конюха ему было достаточно, чтобы понять сразу все, и теперь оставалось только очертить круг причастных, оставить без наказания которых было бы как минимум непедагогично и потенциально губительно для остатков репутации шефа разведки.
Крик управляющего перекатывался под сводами замка так явственно, будто его пороли на люстре.
- Чистосердечное признание, - нравоучительно произнес Ваттье, - смягчает наказание.
Все молчали.

- Император не поймет, - после недолгого раздумья нехотя признал Ваттье, - но я совру, если скажу, что идея мне кажется плохой.
"Где бы он ни был", - хотел досадливо добавить де Ридо, но сдержался. Ему было до постыдного безразлично, какие именно причины привели здешних простолюдинок в объятия порока и что им такого посулили в обмен на работу в виконтских купальнях - потому что, думал Ваттье, Картия, по женской природе своей сердобольна, однако опасным заблуждением будет считать, что люди совершают аморальные поступки только из страха. Иногда их на это толкает алчность, иногда - врожденная порочность характера, и видит Солнце, во всем Эиддоне нет-нет, да и наберется достаточно раскрепощенных девок, готовых терпеть людское осуждение в обмен на красивые бусы, нарядное платье и белые руки.
Чучела, балки и доносившиеся с конюшни крики его почти не смущали, зато почти приятную ситуацию для него отравляла досадная мысль о том, что его кто-то проклял - наверняка бесов секретарь с его папкой - потому что покоя главный шпион империи не мог найти даже в своих владениях, для отдыха предназначавшихся, и это почти сердило, но...
Но Кантарелла была слишком теплой, дорога сюда - слишком длинной, а общение с подданными слишком утомительным, и оттого думалось Ваттье все тяжелее и сбивчивее, а потом перестало думаться вовсе, и это главный шпион империи почитал величайшим благом.
Почитал бы. Если бы не спал.

Утро в Эиддоне было чуть мудренее вечера в Эиддоне - ожидая увидеть во взглядах подносивших завтрак слуг затаенную обиду, Ваттье был приятно удивлен, когда не разглядел в них ничего, кроме унылого смирения перед неумолимостью господского гнева. Этот сорт покорности страшно не любил капитан аэп Мор, по неизвестной причине считавший его хуже предательства и не доверявший людям, его проявлявшм, но де Ридо, не рассчитывавший на многое, остался вполне доволен и этим. Часто заезжать в свои владения он все равно не планировал, и его совершенно устроило бы просто беспроблемное сосуществование с подданными во время визита, но Кантарелла имела свои взгляды на проблему, и Ваттье предоставлял ей командовать, надеясь, что расходные книги, которые запросила Картия, отвлекут ее на время от безумных идей вроде той, что она высказывала вчера, когда они въезжали в замок.
- Расходные книги, - инструктировал он унылого управляющего, - отдашь госпоже ван Кантен. Понял? И если кто-то из твоих гостей вдруг объявится на пороге - разворачивай так быстро, чтобы я увидеть не успел. Понял меня?
Тот кланялся отнюдь не так резво, как вчера, но во взгляде его виконту чудилось отсутствовавшее до того понимание и некоторая даже заинтересованность, и оттого прошедшие педагогические процедуры де Ридо полагал полезными и успешными.
- Не засиживайся над этой скукотой, солнышко, - посоветовал он Картии, осторожно целуя золотистую макушку, - после полудня поедем на прогулку. Хочешь, устроим на днях охоту?
Отношения Ваттье де Ридо с работой отлично описывались поговоркой "вместе тошно, а врозь - скучно": привыкший сетовать на свою печальную долю пойманной в колесо белки, шеф разведки, однако, фатально не умел занимать свободное время ничем, кроме мыслей о работе, от которой пытался отдохнуть, и мыслей о Кантарелле, которая сейчас пыталась работать; и потому сейчас бесцельно слонялся по собственному кабинету, стараясь не сорваться и не написать от всей души столько рабочих писем, на сколько бумаги хватит.
Гуляй, дескать, рванина.
В дверь поскреблись. Определенно не Картия - уверенный стук кулачка госпожи ван Кантен Ваттье уже узнавал с легкостью - но увидев на пороге тетку Эржбету все равно был несколько удивлен. Обиженная со вчерашнего дня кухарка глядела недобро, мялась долго, но зато, собравшись со смелостью, резанула правду-матку сразу и по живому.
- А известно ли вашей милости, что госпожа молодая, - поинтересовалась кухарка, гордо вскидывая нос картошкой, - некровантией тут у вас занимается?
Ваттье мало удивлялся в своей жизни, и потому два раза подряд за пять минут представлялись в некотором роде рекордом: недоуменно замерев у окна, виконт недоверчиво глядел на собеседницу так, будто то ли не был уверен, что она говорит на нильфгаардском, то ли сомневался в том, в своем ли она уме, и к однозначным выводам по последнему вопросу Ваттье так и не пришел.
- Чем, прости?
- Некровантией, - охотно пояснила неразумному хозяину повариха, - ночью, значит, голенькая в окно - ух!
- Голенькая?
- Голенькая.
- Ух?
- Ух, - подтвердила кухарка, - и на Лысую гору. Некровантить.
И махнула рукой в сторону видневшегося вдали горного хребта - Ваттье задумчиво проследил ее движение и в некотором замешательстве потер отросшую щетину: сейчас ему было особенно жалко, что аэп Ллойд оказался опасным предателем, потому что звучало это все как история, которую бывший глава Бюро мог бы оценить по достоинству, особенно если запивать ее хорошей лимонной. Еще все происходящее здесь наверняка понравилось бы аэп Мору - капитан находил какую-то нездоровую прелесть в каждом новом подтверждении того факта, что "дерявенские" - суть метели отродья неразумные.
Потом, правда, без перехода начинал злиться.
- Вот прямо так голая? В горы?
- Ничего не прямо так. На метле!
- В горы?
- В горы. Некровантиться!
- Это как?
- С козлом, - лихо выкрутилась кухарка, - черным. И пляски плясать нечестивые на погибель урожая.
Расстроенный тем фактом, что у Кантареллы есть какой-то другой черный козел, кроме него, Ваттье, казалось приуныл; на самом же деле шеф разведки испытывал повторный приступ неприятнейшего ощущения фарса, об участии в котором его забыли уведомить.
- И как сплясала?
- Так знамо как! Рожь-то всю спорыньей побило.
- Когда?
- Так летом прошлым.
- Ага. - напряженно согласился виконт. - Ага. Ясно. И... как же ты это все узнала?
- Так Янек видел, - воодушевилась кухарка, - прошлым ночем. Над Лысой горой зарево не впервой, мы ж все гадали, что за чародеи там волшебствуют? А Янек видел. Прошлым ночем. Огни над вершиной и светлость ее молодую значит. Голенькую.
С неприятным ощущением понимавший, что ревнует к эротическим фантазиям Янека, Ваттье долго молчал; потом молчал еще немного, скручивал перчатки в узел, и глядел куда-то за окно очень лиричным и очень прозрачным взглядом.
- А давно, говоришь, - вкрадчиво поинтересовался он, - у вас тут спорынья?

- Тут такие дела, солнышко, - задумчиво сообщал Ваттье Кантарелле получасом спустя, - наша кровать, оказывается, некровать.
Заложив руки за спину он задумчиво осматривал внутренний двор, в данный момент отчаянно подметаемый слугами, которым вчерашняя порка внезапно вернула жажду жизни и страсть к работе, и не знал, плакать ему или смеяться собственным словам.
- А ты, соответственно, некровантка. Летаешь в горы голая на противные Солнцу шабаши. И, упреждая твои вопросы, - де Ридо полуобернулся к Картии, глядя на чародейку со всей серьезностью, на которую был сейчас способен, - нет, мы не можем пороть их бесконечно. Тогда все кончится ровно так, как ты предлагала прошлым вечером, а император, я еще раз напоминаю, такого поворота не поймет.

Отредактировано Ваттье де Ридо (06.02.2018 23:01)

- Хорошо, если только поместья, - заметил поименованный Пупсичком.
И строго поглядел на чародейку: первое утверждение по неизвестной причине беспокоило его не меньше, чем последнее, и Ваттье не мог бы сказать, раздражает его сам факт или причина, заставившая Кантареллу среди бела дня напиться до такого состояния. Амбарные книги он после такого не в любом случае предпочел бы сжечь - все равно изображением писек удивить его было сложно, а какой-либо информативности от документа с такими иллюстрациями, пожалуй, ждать не стоило; а еще - досадливо думал де Ридо, раздраженно перекладывая бумаги на столе, чтобы хоть чем-то занять руки - он сжег бы человека, эти амбарные книги составлявшего; амбары, в них фигурирующие, и все поместье, их окружающее; потому что видит Солнце, никакие деньги на земле не стоят этой головной боли.
Будто у него было мало и головной боли, и денег.
- Плохо, - стремительно перешел Ваттье от одобрения к критике, - плохо, солнышко! Все сразу плохо. В подробностях расскажешь, по дороге, а пока - Мартен! Мартен, мать твою!
Принимавший живейшее участие в демонстрации бурной деятельности конюх от испуга уронил метлу: суровый глас господина, донесшийся с небес, застал его врасплох, и растерянный Мартен не сразу понял, что это не Великое Солнце вещает голосом Его Светлости, а Его Светлость своей персоной орет на него из окна кабинета.
Поняв, однако, моментально вытянулся по струнке - Ваттье про себя в очередной раз добрым словом помянул животворящие розги.
- Чего изволите, Ваша Светлость?
- Коней седлай. Для меня и госпожи. Чтобы мигом, слышишь?
- Так точно, Ваша Светлость!
- Найди что-нибудь теплое, - посоветовал Ваттье Картии, отворачиваясь от окна, - а то застудишься перед очередным полетом на гору.

Короткое оживление среди челяди было связано с возникшим было слухом, что господин в спешном порядке отбывает - впрочем, прожила сплетня недолго, ровно до того момента, как Ваттье, садясь в седло, потребовал приготовить трапещу к их с госпожой возвращению. Обитатели замка заметно сникли - изобразить на лице натянутую улыбку сумел только управлящий; остальные провожали виконта и его спутницу взглядами только что остриженных овец: недоуменными, обиженными и самую малость отсутствующими.
- Тебе полезно будет проветриться, солнышко, - наставительно говорил Ваттье, когда они выезжали за ворота, оставляя позади отару, - потому что нам под этой крышей придется провести еще сколько-то времени, и ты стремительно сопьешься, если продолжишь справляться с ситуацией таким вот способом. Мне тоже будет полезно проветриться, потому что массовое убийство подданных - это в империи вроде как преступление, и хотя я уверен, что симпатии судий будут на моей стороне, мне все равно могут назначить что-нибудь неприятное вроде колесования. Смотри, как тут миленько.
Представления о "миленьком" у Ваттье де Ридо определенно были своеобразные: промерзший Эиддон, плоть от плоти Геммерского герцогства, был мил, как потрескавшаяся скала, нависавшая над замком, и очарователен, как темный ельник, его окружавший - виконт никогда особенно не интересовался историей семейства, прежде владевшего этими землями, но слышал, что они были господами суровыми и не слишком умными, раз умудрились свои владения благополучно потерять.
Прислугу они, по всей видимости, подбирали под стать.
Конные прогулки, однако, неизменно умиротворяли де Ридо - за пределами проклятого замка и дышалось свободней, и думалось легче.
- Гляди, - Ваттье указал куда-то выше темных еловых макушек, - летаешь ты у нас по ночам предположительно вот туда. Это и есть Лысая гора, и...
Виконт вдруг запнулся и недоверчиво прищурился.
- ...и там действительно творится что-то странное.

Попытка представить процесс излияния магии поглотила Ваттье настолько основательно, что до самой Лысой горы он не пороронил ни слова; и в голове его роились десятки образов, навеянных, не иначе, витражами из купальни, но задавать вопросы в слух он опасался, справедливо подозревая, что Кантарелла примет это за издевку.
Надо сказать, что привычку решительно кидаться навстречу агрессивной неизвестности виконт Эиддон полагал уделом героев, а к героям, в свою очередь, шеф разведки относился исключительно инструментально и с некоторой даже снисходительностью; и себя никогда к этим достойным господам не причислял. Однако вот он, едет прямо в лапы неизвестным злоумышленникам, ведомый лишь любопытством и искренним интересом к некровантии - будь сейчас император в столице, думал Ваттье; будь тут же аэп Ллойд, и не находись сейчас Кынвайл в крайней степени нервного и физического истощения, и вся эта история отлично пошла бы во вторник под лимонную. Но император - Ваттье против воли вздыхал, осаживая лошадь - Солнце знает, жив ли; аэп Ллойд козел, а Кынвайл таки находится в крайней степени нервного и физического истощения, и единственная радость во всей этой истории - это возможность созерцать, как восхитительная плюшечка очаровательным движением соскальзывает на землю с лошадиной спины.
Де Ридо задержал взгляд на чародейке, а потом с видимым сожалением спешился.
На Лысой горе было тихо.
Кто бы ни устраивал тут огненное представление четвертью часа ранее, улизнул он быстро и предусмотрительно, оставив после себя лишь - виконт потянул носом воздух - слабый запах гари и будто бы сивухи, но последний мог исходить и от Кантареллы; так что Ваттье, привычно нащупавший стилет в рукаве, позволил себе расслабиться. Причисление к сонму героев отменялось - де Ридо безразлично попинал пару камней; пошевелил носком сапога траву, рассматривая брошенную в нее горбушку и оторвался от этих крайне важных оперативно-следственных мероприятий лишь после оклика Картии.
- Если тебе нужен черный козел для оргий, - участливо предложил Ваттье, с готовностью нависая над плечом чародейки, - то у тебя, считай, с собой. Холодно, правда, зараза...
Он осекся на полуслове, запоздало проследив взгляд Кантареллы и не сразу заметив среди мерцающих алым углей мелкие, подкоптившиеся косточки.
Игривое настроение мигом слетело с де Ридо - аккуратно отодвинув чародейку в сторону, он присел рядом с остывающим костром и брошенной рядом веткой осторожно извлек из кострища один из зубов; пошарил по карманам, вытащил из одного белоснежный платок с вензелем и без всякой жалости подхватил им еще горячий клык.
И выпрямился.
- Коренной, - определил Ваттье, - значит, не детские.
Он сощурился, бросая взгляд на угли.
- Клыков штук семь - здесь несколько наборов, зубы почти не обуглились - их высыпали, когда огня уже не было, перед самым уходом, видимо. Не похоже на ритуал, если я что-то понимаю в ритуалах. Ни одного резца - странно; никаких фрагментов других костей в огне; итого мы имеем такую историю: кто-то принес сюда горсть зубов и зачем-то бросил их в костер.
Де Ридо задумчиво поскреб щеку.
- Странно, - вслух оценил он, - очень странно. Послушай, солнышко, а твоей некровантией нельзя узнать, где сейчас находятся бывшие владельцы этих зубов? Сунь их там под изливающуюся магию, я не знаю. А?

Чуть позже Ваттье, примостившийся на камне, покрытом морщинами, бурыми пятнами и клочками темной растительности - натурально плешь графа Казадезюса - с живым интересом наблюдал за тем, как Кантарелла проводит свои странные манипуляции над пригоршней зубов.
- Всегда хотел полюбопытствовать, солнышко, - вполне искренне интересовался де Ридо, - а как вы вообще ощущаете эти места силы? И магию в целом. Вы ее видите, слышите? На что это похоже?

Отредактировано Ваттье де Ридо (19.06.2018 16:31)