Время. Время. Время...
Сколько же его утекло прежде, чем они вновь встретились. Год, два, три? Десять? Сейчас это казалось абсолютно, кристаллически неважным, ведь то, что люд звал огнем жизни, начал уютно теплиться в ней только сейчас. Не бушевать, не выжигать все в округе, не палить, но греть. Вся ее странная и в корне, пред богами и звездами, неправильная сущность вновь принимала человеческое обличие. Начинали просыпаться эмоции, тревожность улетучивалась, мягко гладило по затылку ощущение безопасности и... дома? Здесь, на тракте? На тракте. На пыльной дороге, которая имеет свойство не кончаться, Цирилла чувствовала, как медленно отходит ото сна сжавшаяся, схоронившаяся часть души, которую она так долго хотела отбросить, которая, как ей казалось, умерла, та, что делала ее такой уязвимой. Делала ее слабой.
Как Фалька не хотела этого признавать, отплевывалась, отфыркивалась, навсегда заперая это знание внутри себя и не позволяя ему показать даже своей тени. Но наступает время, когда самые страшные уязвимости перестают что-то значить, когда все перестает иметь значения, и тебе становится абсолютно плевать. Потому, что больше не одна.
Она ведь ребенок... Брошеный, битый, никем не защищаемый, нелюбимый, всеми используемый и изуродованный ребенок, которого отчаянье и жестокость превратили в искалеченное маленькое чудовище. Она растеряла себя по крупицам, и больше ей не собраться в себя прежнюю. Только... может быть, рядом с ними Цири сможет срастить эти страшные выбоины.
Ее ладонь, ладонь пятнадцатилетней девочки, которя научилась держать эфес так крепко, что оная даже не скользила от крови, ладонь, которая несла только боль и смерти, дрожалла на черных поводьях и никак не могла перестать.
"Нет, нельзя стать совсем ледяным, нельзя себя закалить до бесчувствия — нельзя, не умеет человеческое тело ни с какой частью эльфьей крови. У каждого монстра есть та страшная уязвимость, которая никогда ему не подвластна и не будет храниться в его собственном теле, всё в этом мире уязвимо и понастоящему горько только потому, что эта самая сокровенная слабость живет только в чужом теле."
Телах. Боги, как она боялась, как же она боится их потерять. До сих пор напрягалась и вслушивалась в их скрадываемое ветром дыхание, как будто не верила, что это может оказаться правдой. Ведь если это все не правда, и их нет, то зачем и вовсе бороться?
Там, когда тот страшный человек в черно-золотом мундире и со смутно тепло-знакомыми руками хотел их забрать — она по настоящему сломалась. Не в пустыне, не во дворе перед корчмой в Ревности, когда Бонарт пилил головы Крысам, не на арене, но тогда, когда изможденная жизнь, вырванная силой и жертвами, вдруг отказалась.. жить?.. Вот так вот просто.
— Как же ветренно. — хрипло проговорила беловласая, хмуро вглядываясь в сизую поволоку дали, — Кажется, я вижу дым вон за тем пролеском, возможно, там какое-то поселение. Заедем?
Рука прекратила трястись только тогда, когда сжала узкую ладонь Йеннефер. Мамы...
"Я люблю вас. Люблю. И никакие силы не смогут это изменить, ничья воля больше не станет препятствием между нами. А если станет. То я всех убью, уничтожу, испепелю, пролью свою и чужую кровь, но вырву вас из любой западни. Без жалости, без сомнений, я больше не шелохнусь, пусть передо мной встанет не Император Нильфгаарда, но сами Боги, хоть темные слуги Смерти, хоть и сама Смерть. Такого больше не повторится."
Впитывая каждой частицей крепкого, но изрядно исстрадавшегося тела, чужое присутствие, Цири молчала, хмуро вглядываясь в даль, крепче сжимала руку чародейки и благодарила кого-то невидимого за то, что она просто едет, едет рядом с ними. Просто живет, сейчас, в это самое мгновение. Какое же это счастье просто существовать. И ничего боле не надо.
***
Он вернулся, а за слюдяными оконцами был багровый закат и ветер, что клонил деревья. Темная и прямая Йеннефер сидела у самой стены, а Цири прижималась к ее боку, как котенок, и как котенок время от времени сонно тыкалась острым носом в плечо женщины.
— Спать хочу.
"Аж голова болит". Их уголок искрил черным и серебряным. Геральт тоже, наконец, разобравшись с корчмарем, сел. После принесли еду, безвкусную и безискусную, но она все равно казалась чем-то стоящим. Вот из всей ерундовой похлебы, которая была все дни до этого, вот невероятно стоящей и даже важной, ее хотелось запомнить. Хотелось запомнить все. И пожухлые веники зверобоя и мяты, развешенные по стенам корчмы красоты и аромату ради, и залетевшего воробья, испуганно отлетавшего и усевшегося под крышей, и их молчание, и короткие фразы. Хотелось помнить.
А между тем, там, на улице и мире было все остальное - неважное: далекая башня чародея, полная вздувшихся трупов, империя и государства, деревни, хутора и одинокие хаты, смех, страдания, кровь, венки и война…[info]Возраст: 15
Раса: человек
Деятельность: ведьмачка, беглая княжна[/info][icon]http://s5.uploads.ru/OtYD5.png[/icon][status]Ласточка[/status]
Отредактировано Цири (07.04.2018 13:21)