Зима затягивалась.
Францеска чутко, будто ожидая подвоха, следила за тем, как перекатывается по небосводу солнце, день за днем поднимавшееся чуть выше над горизонтом, но не становившееся теплее; и февральские морозы не давали слабины - странная история для Долины Цветов, где уже в марте всегда распускался Feainnewedd и появлялись первые листья. Сейчас казалось, что весна - птицы, ручьи и половодье; запах мокрой земли и первая зелень - все это для здешних краев теперь не более, чем далекий неверный сон; что она была давно и наступит нескоро, если придет вообще, и последнее казалось бы просто отголоском первобытного страха перед смертью солнца, не знай Францеска наверняка, сколь в действительности реальна оказывалась опасность.
Зима задержится - знала она, с тревогой осматривавшая деревца, укутанные на зиму; и молоденькие служанки, сопровождавшие княгиню, не понимали, отчего та так трясется над высаженной аллеей, приписывая ее тревогу старческой ностальгии - привезенные с севера деревья, дети древних шаэрраведских вязов, быть может, напоминали Энид о детстве и доме; и юные эльфки снисходительно относились к слабостям Маргаритки, и глядели на нее почти умиленно, когда она как человеческую руку гладила тонкие стволы.
Зима задержится, думала Францеска; льдистыми когтями она будет цепляться за эту многострадальную землю и отступит нехотя, упираясь, забрав с собой все, что сумеет забрать. Три дерева уже проснутся никогда; не расцветет один из бело-лиловых розовых кустов, хранивший память о каменном лике Аэлирэнн  - уберечь их не смогла даже трепетная забота садовников и ее бесполезные ежедневные обходы - и это лишь первые жертвы ненасытных морозов, небывалых для этих краев; первый камень на алтарь беды, которую Францеска сама привела в Долину Цветов и теперь не знала, как прогнать.
Первый, но не единственный.
Птицы, улетевшие и к Синим Горам, и в Брокилон, пока не вернулись с ответом, и зимние ночи казались невыносимо долгими - время тянулось издевательски медленно и одновременно - стремительно уходило в никуда, бесполезное и потерянное. Францеска привыкла искать помощи и спасения в книгах, но вся ее библиотека, кропотливо собранная, бережно перевезенная в Дол Блатанну, многомудрая и услужливая и сейчас безмолвствовала - напрасно Маргаритка пыталась высмотреть подсказки на страницах старых фолиантов, меж стройных строк и искусных гравюр - книги не знали ответа, потому что не понимали вопроса. Никто не потрудился написать о таком - такие истории передавались разве что из уст в уста, и те наверняка давно умолкли; время скоротечно и беспощадно, и не заботится о том, чтобы оставить подсказки потомкам.
Еще одна свеча с шипением погасла - Францеска распрямилась, потерла уставшие глаза и бросила взгляд за окно: выщербленная луна висела низко над Синими горами, аккурат над невидимой глазу Рогатой вершиной - значит, время перевалило за час ночи, и за чтением она сидит гораздо дольше, чем ей казалось. Стоило бы прерваться - но вот еще новые две страницы, которые нужно прочесть прежде; за ними будут еще две, и еще; и так пока луна не спрячется за темные горы, а потом бледный, еле живой зимний рассвет застанет ее спящей на тяжелом фолианте; все - ради призрачной надежды найти если не спасение, то хотя бы указание на то, где его искать.
Нужно больше света.
Францеска небрежно взмахнула кистью, и свечное пламя вдруг вспыхнуло высоко и ярко - и слабое заклинание сорвалось, больно щелкнуло по пальцам и опалило ладонь - Энид, вскрикнув, отдернула руку и в следующее же мгновение с отчаянной досадой отшвырнула в сторону ничем не провинившийся перед ней подсвечник. Грохот потревожил оцелотов - подобравшиеся кошки напряженно следили за тем, как катится по полу восковой огарок, и как их хозяйка бессильно оседает на мраморный пол рядом со столом; и в золотистых глазах плясали отблески огня.
- Будь оно все проклято.
Она помедлила прежде чем закатать рукав платья: змеистый рисунок почерневших вен подбирался уже к локтю, и кривые корни его упирались в запястье - Францеска долго разглядывала темный узор под кожей, а потом бессильно уронила руку.
- Вина. - коротко потребовала она от кого-то незримого, отчего-то будучи уверенной, что приказание ее будет исполнено.
И его исполнили незамедлительно.

- Мне слишком плохо, - резко ответила Энид, не делая даже попытки смягчить формулировку, - поэтому если тебе есть, что сказать, говори. Я выслушаю все.
Она приняла бокал из рук Ведающей и, покривившись, осушила его почти залпом - красное на вкус больше напоминало каэдвенскую травную настойку, где горькие пустырник и синюха совершенно забивали вкус вина - и с наслаждением запустила бокалом в ближайшую мраморную колонну. Хрусталь обиженно звякнул, брызнули в стороны искристые осколки; Францеска мрачно оглядела творение своих рук и ссутулилась, не поднимая глаз на Иду.
Ида Эмеан выглядела почти спокойной, и это не отрезвляло, но раздражало, как раздражали собственные слабость и бессилие; и на зажженные Ведающей свечи Энид глядела почти с завистью: для нее самой даже маленькое магическое усилие становилось теперь испытанием, и предсказать результат очередной попытки колдовать было невозможно. Еще пару недель назад у нее легко получалось создать портал; неделю назад сфера тишины сорвалась и рассекла ей бровь, а сегодня она не смогла зажечь свечу; и чем сильнее убывала ее способность к чародейству, тем стремительнее расползался по рукам черный венозный узор. Францеска не понимала связи - но она вообще в последнее время понимала исчезающе мало, и это доводило до исступления и истерики сильнее, чем сами происходившие с ней метаморфозы.
Днем она еще как-то держалась, но сейчас притворяться не было сил, да и особого смысла: все, что Ида Эмеан могла о ней подумать, она уже подумала; однако прочитать за непроницаемым взглядом ведуньи ее мысли Францеска в очередной раз не могла. Среди всех не имеющих ответа загадок Ида Эмеан оказывалась самой безответной: Энид снизу вверх вглядывалась в льдистые глаза, не видела в них ничего, и ею овладевало совершенно необъяснимое желание разбить еще десяток бокалов и устроить некрасивую и бессмысленную сцену, призванную продемонстрировать неизвестно что неизвестно, кому.
Может, когда-нибудь она отчаится настолько, что пойдет на поводу у собственных желаний.
Энид обхватила колени руками.
- Друиды молчат, - негромко пробормотала она, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону, - и Ведуны не отвечают, а в треклятых книгах ничего нет. Я не смогла зажечь свечу, Ида. Я не знаю, что делать.

Отредактировано Францеска Финдабаир (05.07.2018 23:22)

- Никто из тех, кого стоило бы слушать.
Францеска по-звериному настороженно наблюдала за Знающей, играюче легко признавшейся в убийстве, и от речей Ведуньи веяло то ли тяжелой безысходностью, то ли легким безумием - непроницаемый взгляд ее равно не выдавал ни первого, ни второго, но что-то застыло между строк, в изломанных движениях Иды и в уголках губ ее губ.
- Ничего хорошего не приходит с болот, - веско проговорила Энид, не сводя пристального взгляда с Ведуньи, - и с ним не заключают сделок. Что такого раскопал Бриттаэль в своих любимых руинах, что заставило тебя забыть все, чему учил тебя мой отец?
- Не приходит, - равнодушно признала Ида, сжимая в руке собственный шелковый рукав и не глядя на Королеву, - твой отец меня много чему учил, Энид. В том числе - и в первую очередь - тому, что цель оправдывает средства. Всегда. Вообще всегда. Когда тебя учат, то каждый день говорят об этом, потому я готова заключать сделки с кем угодно, если этот кто-то исполнит условия.
Она вдохнула носом и закашлялась - простуда подбиралась незаметно, кружила рядом, как собака, требовала внимания, но Иде было не до нее.
- Книгу. Он нашел книгу, которая считалась давно уничтоженной вместе с теми, кто написал ее кровью. Остатки этих несчастных были изгнаны на юг, и все думали, будто это их изменит - но ничего не вышло.
- Несчастных? - Францеска дернула бровью. - Если ты говоришь о Dhu Seidhe, то они несчастны ровно настолько, насколько несчастными могут быть осужденные преступники. Почему ты не сожгла эту книгу? Почему Бриттаэль ее не сжег?
- Все несчастны, кто ошибся.
Ведающая разглядывала собственные руки и не подняла глаз.
- Бриттаэль дурак. Он решил, что может ее заставить. Заставить! Госпожу Перекрестков! - Ида смеялась очень весело и совершенно не зловеще, будто услышала отличную шутку, - подчинить и приказывать ей. Результаты довольно удручающие... я и нашла его именно так, по следам и отголоскам Ее гнева. Он почти сошел с ума, было несложно. Потом она говорила со мной. Не единожды. И я послушала. 
Из их причудливой скульптурной группы первой пошевелилась Францеска - потянулась вперед текучим движением, накрыла ладонью запястье Знающей и снизу вверх заглянула в глаза, почти страшась того, что может в них увидеть.
И привычно не увидела ничего.
- Ида, - вкрадчиво проговорила Маргаритка, - Ида, ты слышишь себя? Ты понимаешь, о чем говоришь? Бриттаэль сошел с ума - но в своем ли ты? Где сейчас эта книга?
Ведающая отмерла следом - абсолютно живым жестом она протерла глаза, потом нахмурилась.
- Я слышу, Энид, - устало и раздраженно сказала она, - прекрати. Я не больна, не брежу, я в полном сознании и мыслю здраво. Ну, может, я очень зла и не хочу больше биться в стены головой. Если уж продаваться, то по-крупному, а не как в прошлый раз. Наше существование, Энид, политический казус. Результат того, что о нас пока забыли. В любой момент эту ошибку могут исправить - или не исправить, подождать, пока мы вымрем. А я не хочу вымирать, понимаю, звучит странно, но мне не все равно, я жить хочу, согреться немного и прилично поесть, а еще хочу, чтобы... неважно. Энид. Пожалуйста. Послушай.
- Я слушаю, - откликнулась Францеска, не отпуская руки Ведуньи, - я слушаю, но не понимаю. Мы начали вымирать не вчера, и даже не полвека назад - мы начали вымирать еще до нашего с тобой рождения - и за эти несколько лет нам удалось добиться больше, чем всему нашему народу за последнее столетие. Без Госпожи перекрестков, только нашим упрямством. Мы смогли один раз, сможем и снова.
Ида скрипнула зубами - в вечно непроницаемых глазах вдруг появилось что-то живое, и, может, не стоило, потому что живым этим была чистая, беспримесная, полыхающая ненависть.
- Я не хочу смочь! Опять ползать, цепляться зубами! Я не хочу! Хватит! Я хочу, чтобы они захлебнулись кровью, хочу, чтобы мы встали и могли смотреть в лицо, неважно, когда мы там начали вымирать, это нужно прекратить сейчас. То, что ты предлагаешь - это способ временно отложить нашу смерть. Еще немного помучиться. Поунижаться, - Ведающая шипела, вцепившись ногтями в бледные пальцы Маргаритки, - Ты готова? Готова снова просить за тех, кто плюет тебе в спину? Готова, да? Ты не слышала и трети того, что я слышу о тебе от тех, за кого ты так беспокоишься! Или всё, после "нильфгаардской шлюхи" некуда падать? Ты или святая, или дура! Я бы вырвала каждому сердце руками, а ты готова снова "мочь" и получать в благодарность вот это? Да пусть скажут спасибо, если бы я одна решала, они бы первыми и легли на алтарь!
Францеска не выдержала - отвела взгляд, коротко дрогнули светлые ресницы.
- Пусть болтают, - глухо проговорила она, - нельзя надеть корону и ждать, что про тебя станут слагать только героические баллады. Пусть болтают, что хотят, у нас есть дом, и с этим они спорить не могут. Ты думаешь, они мне в лицо не говорили того же? Зато теперь хотя бы боятся. Ты делаешь мне больно, Ида.
Энид аккуратно высвободила руку из хватки Знающей и, потирая запястье, на котором остались красные следы, некоторое время молчала, рассеянно глядя куда-то мимо Ведуньи.
- Я не верю обещаниями легкой силы, Ида, - наконец призналась она, нарушая тишину, - где сейчас те Dhu Seidhe, которые полагались на Госпожу перекрестков? На их землях живут dh'oine, а от них не осталось и следа. Они исчезли, а мы есть. Если Она так сильна, почему не помогла им выжить?
- Прости.
Ведающая неловко убрала руки.
- Прежде, чем они исчезли, - спокойно сказала она, - они успели создать королевство невиданного могущества. Что стало потом - не знаю, но знаю, что dh`oine  на их землях не смели убивать их даже тогда, когда королевство пало. Помимо всего прочего, ненавижу смотреть, как кто-то старается впустую. Наш дом без крыши, и того нас могут лишить в любой момент. Боятся ли тебя... я не знаю. Но предлагаю сделать так, чтобы на самом деле боялись. Несомненно. Убедительно. До дрожи в коленях. До смерти. А если тебе всё равно, что о тебе говорят, то мне - нет.
На этот раз Энид молчала еще дольше - так долго что, казалось, будто более не намеревалась продолжать беседу.
- Говори, - наконец сказала она, - что ты предлагаешь?
Ведающая смотрела почти испуганно - за это время Ида успела снова погаснуть, опустить ресницы и начать думать, что будет сейчас делать, когда Маргаритка отошлет ее коротким жестом: наверное, уйдет сначала, а потом уже решит, куда именно, просто потому что всё это станет бессмысленно.
Но королева заговорила. На вопросы отвечать проще.
- Она предлагает. Немайн - божество, ее не волнует политика и география. Ее выгоды просты - кровь, верные служители, свобода. Верным она дает силу, прежде всего потому, что не любит слабых. Защиту, потому что беззащитные ей неинтересны. А мы даем ей кровь. Войну. Ненависть. Всё просто - всё то, что хотели бы делать с нашими врагами, только у нас будут возможности.
- Но сейчас у нас их нет, - Францеска покачала головой, - ты сама говоришь, что мы существуем лишь оттого, что о нас забыли, но новая война живо о нас напомнит. У нас нет на нее сил, Ида.
- Ты меня слышишь, Энид? Смысл в том, что нам их дадут, - терпеливо повторила Ведающая, поднимаясь с каменного пола, - иначе я бы не стала и слушать. Больше никаких отсроченных платежей.
- И каковы гарантии?
- Ты смеешься? - устало спросила Ида, опираясь о письменный стол, - какие гарантии? Устная сделка - тут тебе не банк Джианкарди. Мы нужны ей, она нам, вот и все гарантии. Народ ей нужен. Дети. Войско. Слуги, может быть... sluagh. Не знаю, как ты, а я готова. Но...
Она помолчала, глядя в сторону.
- Если ты откажешься, я не могу тебя заставить. И не буду. Я понимаю, это тяжело, страшно, кажется преступлением, я все понимаю. Ты подумай и скажи, если нет - то я, как положено, отправлюсь в изгнание, потому что такие вещи, они когда не политическое решение, тогда - преступление. За него должна следовать кара.
Я несу тебе, думала Ида, чуть больше, чем свою душу.
Энид молчала.
Их народ, думала она, их народ сначала заносчиво не заключал сделок вовсе - и это его почти сгубило; потом она, Францеска, сама скрепила столько, что в этой череде служение темному божеству будет выглядеть почти закономерным. Северяне припомнят ей договор с Нильфгаардом, чародеи - Танедд, свои - предательство скоя'таэлей; так имеет ли смысл пытаться притворяться добродетельными?.. Dhu Seidhe носили свое проклятие как награду, напоказ, дерзко щеголяя им перед изгнавшими их собратьями, и из пепла их империи - Ида права - выросла империя еще большая, а северяне своими руками уничтожили остатки своей. Судят ли победителей?
И еще - думала Францеска, болезненно хмуря светлые брови, стараясь ничем не выдать своих мыслей - Ида Эмеан всегда выполняет сказанное, и если она обещает уйти в изгнание в случае отказа - эта упрямица уйдет, и никакая сила не сможет ее остановить.
- Мы решаем не только за себя, - после долгой паузы напомнила Францеска, - вот, что тяжело. Если я... если мы с тобой согласимся на это, не мы с тобой будем прокляты. Все мы сделаемся народом проклятых.
Ведающая неспешно устроилась на столе, как до этого - на полу, скрестив ноги с полным пренебрежением к старинным фолиантам.
- А сейчас мы кто?
- Неудачники, - Маргаритка насмешливо дернула уголком губ, - но ты права, Ида. Ты права.
Она без усилия поднялась с мраморного пола - зашелестел шелк - и приблизилась к столу, где с невозмутимостью зерриканского идола восседала Ведунья.
- У нас не осталось репутации, которую можно было бы потерять. И если подумать... нам в целом нечего терять. Кровь dh'oine мы всегда проливали легко, своей тоже не жалели - может, теперь это купит нам что-нибудь. Что нужно делать?