[icon]http://sd.uploads.ru/ekbCt.png[/icon][status]соль и копоть[/status][info]Возраст: 16
Раса: человек
Деятельность: ведьмачка, беглянка[/info][sign]воздыматься над нечистой пеной,
как корма демонического галеона.[/sign]Ледяные волны мерно разбивались о борт дрейфующего трехмачтового холька, рассвет занимался, как бывает в северных широтах, мучительно медленно; промозглый, неприветливый, как и здешние края. Небо поглотило звезды, но солнца не было и в помине, все тонуло в предрассветной серости: свинцовый затянутый тучами небосвод высился над сонным кораблем и командой, седой туман сыро стелился от ватерлинии до топ мачты, а вкруг плескалось мутное холодное безжизненно монотонное стальное море. Едва-едва перешептывались опущенные паруса.
В этих краях опасались сирен. И женское пение, созвучное с волнами, холодило жилы не меньше рева бури. Но эта мелодия была не громче дыхания.
- Покрепче, моряк, вяжи узлы – беда идет по пятам.
Вода и ветер сегодня злы, и зол как черт капитан.
Ветра, к слову, не было вовсе, а капитан «Эриберта Праведного» все еще сохранял стоическое благодушие, но и он несомненно вознегодовал бы, ежели услышал, что за мелодии реют над палубой.
В непроглядной туманной сырости нельзя было разобрать направления, – солнце и звезды скрыты, а Солнечных камней, кристаллов, которыми пользовались хозяева этих местностей, у цидарийских мореходов не было.
И они стояли.
Плюгавый матросик, надраивая палубные доски, то и дело косился в сторону носа, отпускал суеверные проклятья и так же суеверно и неприязненно сплевывал за борт.
- Не дело, не дело. Не к добру. Курву на борт брать, эт ш...
Сквозь марево можно было разобрать призрачный силуэт их единственной пассажирки.
Прильнув, прижавшись к левому борту, вперив взгляд в туман и море, недвижимо стояла тонкая фигурка, будто статуэтка, вытесанная из граба, светлые пряди ее, напитавшись солью, приняли подлинный цвет морской пены.
- И нет отсюда пути назад,
Как нет следа за кормой.
Тихое пение ее забирало море, а слова... слова она до селе не знала, вернее, не помнила, они сами рождались чернильным валом, вырывающимся из глубин памяти, памяти, которой, как она думала, уже давно не было. А ведь она же была... Была...
- Никто не сможет тебе сказать,
Когда придем мы домой.
Голос ее, с утра хриплый и едва различимый, потонул в плеске, глаза, растерявшие всю свою ядовитую зелень, побледневшие, обратились к ленивым перекатам в морской пучине.
- Сам черт не сможет тебе сказать,
Когда придем мы домой.
А ведь тогда ничто не предвещало шторма...
Не верь подруге, а верь в вино,
Не жди от женщин добра.
Сегодня помнить им не дано
То, что было вчера.
За длинный стол посади друзей,
И песню громче запой.
Еще от зависти лопнуть ей,
Когда придем мы домой.
- Dyabl, тише! Потом по Хельге пострадаешь. Сама дочь Модрон идет сюда, возмутится еще, что при ее ребенке распеваешь всякое.
- В глотке крокена я видел любое возмущение, хочу — пою.
Она смотрела под ноги. На деревянных мостках пристани валялись рыбьи головы и белые капли помета чаек, мокрые следы и зеленые червячки-водоросли.
- Он уже здесь?
- Да, ваше Высочество, князь Дани ожидает.
Не мечтай, моряк, о чужой земле,
Скользящей мимо бортов.
Пускай ладони твои в смоле,
Без пятен сердце зато.
Она смотрела под ноги и видела подол своего зеленого платьица, теплую ручку ее держала мягкая, нежная, любимая и холодная ладонь.
- Почему?.. Из-за чего... Где он?.. Подожди здесь, родная, звездочка моя, я поговорю с папой и вернусь.
Ее ладонь опустела, налетел ветер, а тонкий легкий стан дочери Калантэ отдалился, отдалился и исчез.
Лицо закутай в холодный дым,
Водой соленой умой,
И снова станешь ты молодым,
Когда придем мы домой.
–Уходите. Уведи ее, Клима, чтоб никто не увидел, Дани.. Он..
Моряк, покрепче вяжи узлы,
Беда идет по пятам.
Вода и ветер сегодня злы,
И зол, как черт, капитан.
Пусть волны вслед разевают рты,
Пусть стонет парус тугой.
О них навек позабудешь ты,
Когда придем мы домой.
Мягкий, быстрый, нежный, отчаянный, горький поцелуй в лоб.
- Будь послушна, Цири.
Руку сжимает сухая черствая рука няньки, но она больше не смотрит под ноги, только оглядывается, отчаянно, и зовет, тихо-тихо, так тихо, что Паветта ее не слышит. Она ее не слышит...
- Море зовет, малышка, когда мы не в нем оно плачет, – одноглазый высокий светловолосый то ли воин, то ли моряк подмигивает, или он так просто моргает? – Беда идет по пятам. Вода и ветер сегодня злы, и зол, как черт, капитан. Не реви, чего ты ревешь? Ты ж не море? Ну, хватит, внучке Модрон реветь не пристало...
Плещется то же море за бортом. Говорили, что оно плакало, метало и топило, когда гибли дочери Рианнон.
"Оно любило их? Поэтому оно забрало маму?"
- Покрепче, парень, вяжи узлы -
Беда идет по пятам.
Вода и ветер сегодня злы,
И зол как черт капитан.
Хольк и туман тронул ветер, нехороший, призрачный, от которого прошли мурашки по коже.
- И нет отсюда пути назад,
Как нет следа за кормой.
Никто не сможет тебе сказать,
Когда придем мы домой.*
Недвижимая девичья фигура у борта вздрогнула, обхватила руками плечи, всматриваясь в серую пустоту, соленые слезы ее скатывались, сбегали и уносились в соленое море, они становились морем. Старинная морская примета, гласившая, что женщина на судне – к беде, еще никогда не была столь правдивой.
*Александр Городницкий - Моряк, покрепче вяжи узлы
Отредактировано Цири (13.06.2018 16:48)