Одна вшивая деревенька на другую такую же. Земли в северных королевствах удивительным образом похожи друг на друга, а их жители между собой. Ещё не глядя можно сказать, что на подступах к первым низким, крытым соломой да досками избам, окажутся два мужика - оба едва ли одетые для службы, в поношенных и драных холщовых рубахах, подпоясанных такими же потёртыми и засаленными от пота, времени, отсутствия стирки поясами. Сапоги - и те дырявые, кожа по шву с подошвой разошлась, и хлюпает в них грязь каждый раз, как приходится кмету вставать с насиженного за пеньком с картами местечком.

К приезжим, впрочем, не цепляются, только проводят одутловатые лица до середины главной деревенской улицы, сплюнут себе же под ноги, да и дальше языком чесать, что про девок, дур эдаких, что про баб, уже тише, таких же неразумных, про соседа-скупердяя якобы целый кошель золота из реки местной выловившего да спрятавшего ото всех подальше. Много забот у них, этих крестьян, и все как есть важные, серьёзные. Ничего, вот наступит сезон жатвы, и все в полях гнуться будут - никому не охота зимой впроголодь сидеть да поленья облизывать.

Была б возможность - и они, пожалуй, на пеньке с картами посидели, у костра, под порядком осточертевшими, но всё ещё красивыми звёздами. Эльф привык к такому, к жизни в лесу, сну в пещерах, по деревьям, на камнях у скалистых гор, где придётся. К еде, свежевыловленной, запасённой, или наспех найденным ягодам, травам, кореньям, и когда тёплая вода с парой-тройкой мятых листьев в наспех выструганной кружке - роскошь. Ноющая поясница и вновь устало-хмурый взгляд ведьмака рядом просили обычного, человеческого ночлега и крыши над головой. Только выбор был не самый богатый - работы в глубинках водилось больше, а платить за неё любили куда меньше, если и вовсе собирались. Киаран был спокоен - внутри откуда ни возьмись поселилась ровная, мерная уверенность, что они с котом не пропадут. И что руку с мечом тот просто так не поднимет, а если поднимет, то под тихими, знакомыми словами вновь опустит. Как в той проклятой деревеньке, откуда и отмотали они уже много, очень много лиг.

Длинное, кособокое здание вросло брёвнами в землю. Киаран спешился, осторожно ступая по сухим среди грязи пучкам жухлой травы, надвинул капюшон сильнее. Сейдхе нигде не рады, как и ведьмакам, пусть и неизвестно, кого первым погонят в шею. И будь у них хоть полцарства и маленькая тележка с серебром в придачу - только нос задерут повыше, вилы заточат острее. В кармане, между тем, было ровно на один ужин. Или узкую, слегка дырявую крышу над головой и паршивый овёс для лошадей.

— ...может трактирщик согласится на дичь из леса, - задумчиво хмыкнул Киаран, нащупав худой кошель в дорожной сумке. Потрепал гнедую кобылку по шее, вытащил сор из гривы. Обернулся к всё ещё хмурому ведьмаку.
— Подстрелю что пока не стемнело.

Лежать доброму барину в глубокой канаве с распоротым брюхом если не поостережётся, думал Златко. Не в таких деревнях надо своё богатство на обозрение выставлять, не в таких захудалых и диких, где люди отродясь больше горсти монет за всю жизнь не видели. Откуда только взялся такой - щедрый, что забыл в паршивом трактире, куда держал путь, если и вовсе держал. А может, и не свои-то монеты подкинул двум незнакомцам, а чужие, не по совести нажитые, и придут ещё их владельцы по ведьмачью да эльфью души?

Холера с ним, как говорил Брэен, часто добавляя ещё крепкое словцо-другое. Об этом они подумают позже, когда неприятности привычной чередой соберутся вместе и найдут их, окаянных, вновь пытаясь то петлю на шее затянуть, то мечами по голове огладить, то в лесах втоптанной в травы грязью оставить. Тогда и не раньше - сегодня можно и забыть про судьбу лихую, людей добрых и тех, и других, про жёсткое верное седло и бесконечный путь впереди, протянувшийся от края до края.

Леший с этим мужиком, думал Киаран. Случится что или не случится, не их уже забота. Не им с котом этот свет спасать да выручать каждого встречного, другие для этого есть, охочие до внимания, славы, вечных приключений и влияния на судьбы мира. Его дорога была куда проще, а вместе с ней и желания. Эльф поскрёб щёку, посмотрел на тёмные полоски под ногтями, и бросил:
— Отмыться. Пожрать. Выспаться. На это позвякивающей доброты барина хватит?

В банях лесной разбойник бывал не особо часто - белок, как и следовало ожидать, нигде не любили, и если признавали оных в ком-нибудь из нелюдей, то дружно и весело тащили до ближайшей виселицы, а коль таковой не было, то и на суку первом попавшемся вздёргивали. Оттого и попадать в бани Киаран стал, в общем-то, только в компании ведьмака - как бы не плевался люд, не признавал бесовщину, но двери время от времени открывал, и вопросов задавал гораздо меньше. Желания присвоить чужое, впрочем, от того не убавлялось. Знал это эльф хорошо и по собственному опыту, а потому, помолчав да подумав, всё же подхватил одинокую табуретку и поставил к двери. На всякий случай.

— Давай не в этот раз, - отозвался он ведьмаку, — Хочется посидеть по, кхм, человечески, а не трясти яйцами.
Лук с колчаном да сидельную сумку он и впрямь взял с собой. Лошадь, при всём желании, в скромное помещение не вместилась бы, и пришлось оставить её снаружи. С обещанием под ежа стрелами нашпиговать, случись что с кобылками. Не то мысленным, не то вслух произнесённым, иначе с чего у банщика лицо так скисло да сморщилось.
Вещи примостились рядом с ведьмачьими. Там же нашла себе место штопанная-перештопанная одежда, залатанные сапоги. Сапоги, думал эльф, разглядывая стёртую кожу, пора менять. Сразу как отмоются, поедят, и поспать смогут - такое встречалось ещё реже, чем добротная обувь.

Угли под камнями посвечивались красноватым. Осторожно, чтобы не обжечься, эльф ухватился за обёрнутую тряпьём рукоять и поворошил, сбрызнул водой, отшатнувшись от клубка пара. Покосился на веник, висящий на стене. И спешно забрался на лавку, с ногами. По бокам приятно припекало нагретое дерево. Киаран прислонился спиной к стене, чувствуя, как побежало тепло по коже, и даже попробовал расслабиться. Посидеть тут, думал он, погреться в первый раз за очень долгое время, вымыться в кадках с водой, что за стеной стоят, и мир будет не так уж и плох.

— Что, ведьмак, - глянет он на Брэена, — куда следом отправимся?

Тот промолчал. И где-то в очень далёком уголке души тяжело вздохнул - тёплые доски под спиной да пятками приятно прогревали, расслабляли, настраивали на мирный лад. В такой обстановке Киаран даже был готов мириться не только с извечной подлостью мира, но и безграничной глупостью его населяющих. Честный ведьмак, прямой и простой как добротная сталь меча, и, как на удивление оказалось и проверилось временем, болотами, вшивыми селениями, такой же надёжный. Может, и к лучшему, что сказал. Кто знает, какие знакомые лица там сейчас за прутьями клеток томятся.

Поднять себя с места оказалось сложнее всего. Дальше дело пошло легче, словно душа почуяла да поняла, что всё, нет пути обратного. Киаран помотал головой, разминая шею, сунулся в кадку прямо головой в воду, смыл осевшую за уже долгое время слоем грязь, отжал мигом промокшие короткие волосы.

— Где, говоришь, та деревня?

А с кметом, рассудил белка, он ещё раз посудачит. Как босыми ногами к одежде прошлёпает, оботрётся куском рваной ткани, что на лавке вдоль стены брошена, портки обратно натянет в предбаннике. Уловит из-за двери недовольный, приправленный крепким словцом возглас, тяжёлые шаги. Только вот помнят слишком хорошо уже его кости промозглые дни и ночи на барке, знают сырую от эльфийской крови землю, когда довелось не тому ведьмаку довериться, ноют, вспоминая, да на корню прогоняют малодушие остаться, помедлить, посидеть ещё немного.

— Завтра вернусь, - бросит Киаран коту, затягивая шнуровку истрепавшихся наручей. Кто знает, вернётся ли. Но белка всё равно повторяет, как обещание: — Завтра.